Социальный ислам

На концептуальном и самое главное на практическом уровне проект «традиционного ислама» на данный момент в нашей стране переживает серьезные проблемы. Второе является вполне логическим продолжением первого. Поэтому, говоря о кризисе идеи «традиционного ислама» в России и в частности в Татарстане, следует понимать, что корни этого кризиса необходимо искать на стадии формулирования данного проекта и в первых шагах его реализации. Говоря языком PR’а у бренда «традиционный ислам» имеются проблемы с позиционированием и как следствие с его популяризацией.

Очевидно – и это будет продемонстрировано ниже, что существуют серьезные проблемы концептуального оформления идеи «традиционного ислама». Поэтому пока само это словосочетание не концепт, а именно бренд. Поэтому в данной части я попробую обозначить проблемные пункты популяризации «традиционного ислама».

Активно говорить о «традиционном исламе» в Татарстане стали вслух в 1990-е годы и наиболее четко в первые годы 21 столетия. Разные авторы его пытались сформулировать по-разному – для одних идеологов настоящим «традиционным (или татарским) исламом» было джадидское интеллектуальное наследие, другие же корни «традиционного ислама» пытались найти в лагере противников джадидизма кадимистов, менее же грамотные в исламе обыватели принимали за идеал «традиционного ислама» положение и образ жизни мусульман в советские годы (так называемый «бабайский ислам»).

С одной стороны наблюдается откровенная неразбериха в самом определении «традиционного ислама», а с другой стороны по популярности бренда «традиционного ислама» сильным ударом стало то, что среди его пропагандистов находится место не только мало популярным (если не сказать одиозным) в исламском сообществе фигурам, но и откровенно анти-исламски и анти-татарски настроенным журналистам и псевдно-экспертам как в Татарстане, так и за его пределами. Действительно, стоит ли удивляться тому, что в высшей степени настороженность в отношении «традиционного ислама» в среде особенно молодых мусульман вызывает тот факт, что знамя традиционализма активно поддерживали и поддерживают различные нечистые на руку политтехнологи и журналисты, спекулирующие на национальных и религиозных чувствах русских и православных.

Не спасает ситуацию даже тот факт, что среди идеологов традиционализма есть и популярные и авторитетные религиозные, общественные деятели и ученые. Как говорится, даже одна паршивая овца все стадо портит, а если количество этих паршивых овец превышает критическую массу, то проект оказывается загублен на корню.

Таким образом, можно говорить о том, что первая причина сложности реализации проекта «традиционного ислама» заключается в том, что многие его пропагандисты и спикеры не только не являются популярными в мусульманской среде России, но более того считаются врагами ислама, представителями «ново крещенской конторы». В общем, мы имеем дело с определенной идеологической ловушкой – обозначая свое стремление поддерживать и развивать «традиционный ислам» такие деятели, не исключено вполне сознательно, своим навязчивым присутствием в этом дискурсивном поле делают реализацию этого проекта невозможной. Симптоматичным является неожиданно откровенное признание одной из ярких поборниц «традиционного ислама» из числа одиозных политтехнологов, которая два года назад на «круглом столе» в Казани заявила, что единственной альтернативой салафизму в реальности является вовсе не традиционный ислам, а православие. Тут резонно возникает вопрос: собственно говоря, а за что боремся?..

Однако, проблемы популяризации «традиционного ислама» не ограничиваются лишь этим обстоятельством. Вторая причина, на которую я хотел бы обратить внимание, даже более значима и относится к области концептуализации проекта «традиционный ислам».

Как уже было отмечено выше, не имеется четкого представления о том чем, собственно говоря «традиционный ислам» является. Для одних корни татарской религиозной традиционности уходят в джадидитское религиозное реформаторство, другая группа идеологов «традиционного ислама» видят основу для традиционного татарского ислама в кадимистской платформе.

В этой связи показательным стало выступление директора Института истории Академии наук Татарстана Рафаэля Хакимова, которое состоялось 3 августа на внеочередном заседании Госсовета РТ, посвященного вопросам религиозного экстремизма. Поводом для такого экстренного заседания, как известно, стали трагические и вопиющие события в Казани – убийство начальника учебного отдела ДУМ РТ, одного из наиболее ярких идеологов традиционализма, Валиуллы Якупова и покушение на муфтия Татарстана Илдуса Файзова.

В своем докладе Рафаэль Хакимов, который является главным идеологом «евроислама» в Татарстане, в очередной раз продекларировал, что под «традиционным исламом» у татар этот государственный деятель понимает именно джадидизм, причем в собственной интерпретации. Однако ровно такое определение «традиционного ислама» всегда весьма жестко критиковал покойный Валиулла Якупов. Собственно говоря, на протяжении всего последнего периода своей деятельности Якупов оппонировал Рафаэлю Хакимову в этом вопросе, потому что не видел будущего у «евроислама» и видел платформу для «традиционного ислама» в так называемой «кадимистской» дореволюционной среде. Даже само разделение на «джадидов» и «кадимов» он считал условностью. Неужели снова призрак «джадидистского евроислама» возвращается к нам?

Впрочем, какая бы из двух точек зрения не возобладала в определении исторической основы «традиционного ислама», обе они по большому счету не выражают потребностей российской части мировой мусульманской уммы. Если сторонниками джадидской сущности «традиционного ислама» (условный «евроислам») являются по большой части светские секуляристы, которые мыслят европоцентричными категориями отводя для исламского мировоззрения второстепенную роль в общемировых процессах, то сторонники условно кадимистской трактовки «традиционного ислама» пытаются возродить дореволюционную модель функционирования ислама, то есть периода, когда религию Мухаммада воспринимали в Российской империи второсортной и которую скорее терпели, чем уважали.

Можно ли представить себе, что хоть какой-то авторитет среди молодых практикующих мусульман могут приобрести те, кто считают работу за ноутбуком альтернативой намазу, пишут «исламские "кама-сутры”», и откровенно с пренебрежением относятся к ритуальной и этической сущности ислама? Так же как нет никаких шансов на такую популярность у сторонников модели дореволюционного кадимистского ислама, просто по причине того, что на дворе не 19 век, а 21-й и модель традиционной деревенской махали, во главе которой стоит служилый мулла, в современной модернизированной городской среде обречена на провал. И это если не вспоминать критикуемое многими мусульманами публичное лобзание рук православных священников, выстаивание на церковных службах и публичное развешивание ярлыков и стравливание мусульман, которыми прославились многие яркие сторонники кадимистского традиционализма в нашей стране.

На выходе мы имеем такой выбор: либо светские секулярные националисты, которые ратуют за джадидизм, либо архаичный социальный уклад деревенской махалли. В общем, ни то ни другое для современных образованных городских мусульман не может быть близким.

Третьей проблемой популяризации «традиционного ислама» является то, что среди его сторонников не достаточно ярких и авторитетных богословов. Ситуацию не спасет даже популяризация всего татарского богословского дореволюционного наследия, поскольку считать, что взгляды Мусы Бигиева, Ризы Фахретдина, Зайнуллы Расулева, Утыза Имяни, Исмаила Гаспринского, Ишми Ишана и Шигабутдина Марджани однозначно представляли собой какую-то идейную богословскую цельность было бы преступной наивностью. Боюсь, что популяризация их трудов внесет еще большую путаницу в понимание «традиционного ислама».

Решить проблему воспитания ярких проповедников и богословов должна выстраиваемая в России система исламского образования. Однако нынешняя система исламского образования в России находится только на стадии становления, главная проблема развития которой заключается в том, что ей приходится конкурировать за качественных абитуриентов со светскими учебными заведениями. И конкуренцию эту исламская система образования (если говорить о центральной России) пока с треском проигрывает. Какой авторитет могут иметь выпускники российских исламских учебных заведений в мусульманском сообществе, члены которого получили крепкое светское образование? Поэтому совершенно очевидно, что современные богословы должны иметь качественное как светское, так и исламское образование. Сочетая российское религиозное образование с обязательным обучением в зарубежных исламских центрах. К слову об исконно татарских исламских традициях: до революции многие татарские богословы после окончания местных медресе уезжали продолжать свое образование в дальние края – Каир, Бухару, Стамбул и т.д. Да и вообще регулярно ездили по исламскому миру, постоянно занимаясь самообразованием. Это было нормально и считалось в порядке вещей, и именно этим, в том числе, можно объяснить расцвет татарской богословской мысли в царской России.

Принцип «мягкой силы» и низовой инициативы

Каким образом можно в реальности изменить ситуацию радикального и деструктивного влияния на исламское сообщество нашей страны? Главная цель здесь – должна появиться адекватная времени конкурентоспособная концепция развития мусульманской уммы и взаимодействия ее с государством. С одной стороны она должна отвечать требованиям современности, быть в такт настроениям молодежи, то есть образованной и наиболее пассионарной части исламского сообщества, за которое не только будущее, но уже и настоящее. С другой стороны, она не должна подвергать сомнению основы веры, не мыслить ислам как верноподданническую, второсортную религию.

В последнее время стало нормой ругать молодежь и делать ее козлом отпущения из-за того, что нетрадиционные для нашего общества течения в исламе получают распространение. И мало кто задается вопросом о том, а что, собственно говоря, было сделано на заре 90-х годов нашей национальной интеллигенцией и мусульманским духовенством, чтобы предоставить этой (городской и образованной в своей массе) молодежи альтернативу? Это сегодня мы говорим о том, что необходимо развивать российское исламское образование, возрождать татарскую мусульманскую богословскую школу и т.д. Но не только говорить, но уже и делать все это в экстренном порядке надо было еще 20 лет назад. В то время не было для этого ресурсов и понимания необходимости? Но зачем тогда сейчас пенять на молодежь?

Современная политика взаимоотношения государства и исламского сообщества не только в Татарстане, но и в России в целом, на мой взгляд, должна базироваться на известном принципе soft power, то есть «мягкой силы», которая предполагает добровольное участие всех заинтересованных лиц в популяризации того или иного проекта. Именно мягкое, но продуманное и целенаправленное, участие государства в сочетании с предоставлением определенных свобод и пространства для гражданских инициатив может стать лучшим инструментом совместной реализации проекта сбалансированного развития мусульманского сообщества страны. Под сбалансированностью я имею ввиду социальную бесконфликтность и лояльность (то есть законопослушность) государству, как высшему политическому институту общества. Более того, пришло время думать не только о бесконфликтности, но и о пользе которую может принести мусульманское сообщество государству и обществу. Например, в совместном решении многих социальных проблем, которые в нашем социуме имеются.

Решения проблем радикализма и предотвращения популяризации различных деструктивных сект нельзя достичь удушающими и грубыми запретительными мерами, навешиванием ярлыков и запугиванием, тотальным идеологическим давлением и истерией. Именно грамотное сочетание мягкого, но целенаправленного участия государства с предоставлением областей для свободной самоорганизации и низовых инициатив, как некоторого канала созидательного концентрирования энергии мусульманской молодежи, является единственным выходом в данной ситуации.

Если и говорить о «традиционном исламе», то именно такая форма и являлась традиционной для татарской исламской жизни до революции, в период с конца 18-го по начало 21 веков. Ведь к концу 18-го начала 19 веков имперская власть поняла, что с татарами с позиции силы разговаривать бесполезно. Поэтому, несмотря на попытки грубого вмешательства в татарскую жизнь со стороны черносотенных мракобесов и агрессивных миссионеров, которые, по сути, и довели страну до катастрофы 1917 года, для татарского ислама в 19 столетии было характерно соседство официального духовенства с собственной низовой самоорганизацией, которая выстраивалась снизу и самостоятельно обеспечивала потребности уммы. Такой продуманный баланс, по сути, и являлся причиной успехов татарского общества того времени. С одной стороны татары гарантировали свою полную лояльность государству, в том числе и в вопросах религии через функционирование Оренбургского магометанского собрания. С другой стороны государство не вторгалась в низовую жизнь татарского общества, предоставляя ему возможность для свободной самоорганизации (система махали). Следствием этого стало то, что благодаря своей национальной буржуазии татары строили мечети, медресе, создавали издательства и выпускали книги и газеты, обеспечивали социальную стабильность своего сообщества и как итог дали миру целую плеяду выдающихся богословов, писателей и философов. Официальное указное духовенство порой хоть и недолюбливали, но, в общем, признавали, поскольку всегда находились механизмы доведения воли народа до верховных муфтиев. Надо ли напоминать, что почитаемого сейчас как главного татарского богослова Шигабутдина Марджани тогдашний верховный российский муфтий два раза пытался изгнать из соборной мечети Казани? Однако поддержку и любовь народа проигнорировать было невозможно, и Марджани остался на своем месте.

Еще раз повторю: лояльность (то есть законопослушность) к государству и бесконфликтность в отношении всего общества вот, наверное, две ключевые характеристики, которыми можно обозначить ожидания руководства страны от того, что сейчас пытаются называть «традиционным исламом». И дело вовсе не в обязательном признании меджлисов, посещения Булгара или богословских тонкостях, в которых государственным чиновникам сложно разобраться. Да и не нужно им это, поскольку мы живем в светской стране, где религия отделена от государства. Для представителей власти достаточно гарантий, как минимум, обеспечения стабильности российского социума, а, как максимум, выполнения социально значимых проектов представителями мусульманского сообщества.

На данном этапе для нашей страны гораздо актуальней понять не в чем глубинное содержание идеи «традиционного ислама», а какая форма взаимоотношения государства и религиозных общин является одновременно как традиционной, так и эффективной для нашей страны. Самое лучшее, что мы можем взять из истории взаимоотношения российского государства и его мусульманского населения это сочетание организационного единства мусульман с предоставлением им свобод для самоорганизации на низовом уровне.

Самый главный козырь в пользу такой формы взаимоотношения государства и мусульманского сообщества на современном этапе это исторический факт ее эффективности. Именно в период между концом 18-го и началом 20 вв., когда было реализована описанная форма взаимоотношений, появились все выдающиеся татарские богословы и ученые, которыми мы сейчас так гордимся, именно в тот период в татарской среде не были популярны радикальные и, как принято сейчас говорить, сепаратистские настроения. Это лучший пример толерантного и бесконфликтного ислама за почти 500 лет пребывания тюрко-мусульман в российском государстве. Такой подход оказался выгоден как государству, для которого татары стали верными гражданами, помогая империи, например, осваивать Среднюю Азию, и соответственно самому исламу у татар, так как именно период с конца 18-го по начало 20-го столетий мы считаем золотым веком татарской богословской мысли и вообще национальной татарской жизни.

Хотя, конечно, и в то время в империи находились силы, которых крайне не устаивала успешность «татарского ислама», его прогрессивность и конкурентоспособность и которые мечтали о реализации реакционного миссионерского проекта. Силы, которые по причине своей недальновидности и узколобости пытались задушить исламскую жизнь татар, пытались их стравить, выявить, а точнее сконструировать агентов иностранного влияния и т.д., то есть, по сути, поссорить таким образом татар с российским государством спровоцировав очередной виток миссионерского похода и репрессий. Однако история расставила все на свои места, теперь мы знаем необоснованность таких обвинений (например, мифа о пантюркизме), знаем, каким образом эти силы работали с мусульманским духовенством и так далее. Аналогии с современной ситуацией напрашиваются сами собой, и они особенно пугающие, поскольку мы знаем итог такого недальновидного вмешательства.

В современных условиях, принцип «мягкой силы», когда под обозначенную цель достижения законопослушности и бесконфликтности, мобилизуются ресурсы самого исламского сообщества, представляется наиболее конструктивным. Свобода для низовой самоорганизации даст возможность мусульманам почувствовать, что в своей стране они имеют все возможности для самореализации и могут быть полезными обществу и что государство обеспечивает их права. Официальное же духовенство, обеспечивая богословскую целостность в соответствии со своими уставами (в Центральной России: ханафитский мазхаб и матуридитская акыда) для развития исламских институтов – медресе, исламских университетов и мечетей – должно также выработать наиболее адекватную времени и привлекательную концепцию, которая бы объединила бы большую часть мусульман.

Социальная работа как альтернатива

Для выработки такой концепции необходимо ответить на следующий вопрос: в каком направлении, при признании принципа «мягкой силы» во взаимоотношениях государства и исламского сообщества России, необходимо на практике вести работу в религиозной сфере, чтобы не допустить популяризации радикальных настроений и выстроить работу мусульманских структур в конструктивном для государства и общества ключе?

На мой взгляд, на данном этапе работу исламских институтов, как официальных, так и гражданских объединений, необходимо переориентировать на социально полезную деятельность. Таким образом, решаются сразу две проблемы: проблема радикализации молодежи и проблема социальной напряженности в обществе.

Под социально полезной работой или служением здесь понимается максимально широкий спектр сфер деятельности: от помощи социально обездоленным слоям общества (сиротам, инвалидам, пенсионерам, одиноким матерям и т.д.) до благоустройства населенных пунктов (озеленение города, строительство детских площадок и прочее).

Ключевыми терминами предлагаемой концепции должны стать «вера» и «социальная справедливость». То есть позитивные категории, с которыми будет готов солидаризироваться не только практически любой мусульманин, но которые будут позитивно восприниматься в обществе в целом.

За всеми более или менее крупными мечетями и мусульманскими центрами и объединениями, помимо ритуально-культовой службы, должны быть закреплены определенные сферы и направления социально полезной деятельности.

Такая специализация наиболее крупных мечетей и других мусульманских центров поможет с одной стороны государству в решении социальных проблем, а с другой должна отвлечь, в том числе и тех, кто имеет потенциальные склонности к радикальным настроениям от политизации и направить их силы в созидательное русло. Ключевая характеристика здесь: поворот от политизации к социализации мусульманских общин и мечетей. Таким образом, центральными темами в риторике мусульманских лидеров должны стать не политические и идеологические вопросы ислама, а его социально-полезного потенциала.

Крупнейшие общины и мечети Татарстана необходимо ориентировать в сторону социальной работы, смещая центр их активности от идеологической сферы. Таким образом, многие политические и идеологические споры в жизни общин будут в итоге играть второстепенную и третьестепенную роли.

Здесь необходимо иметь ввиду, что протестные и радикальные настроения среди религиозной молодежи получают популярность ввиду обостренного чувства справедливости (в том числе социальной) и как реакция на нерешенные проблемы современного общества. Занять эту молодежь и направить их силы и энергию в созидательное русло является ключевой задачей. Социальная работа является в этом контексте наиболее (единственно) верным способом предоставлении альтернативы от вовлечения в деструктивные течения. Эта работа должна занимать большую часть времени молодежи и духовенства, предоставляя возможность почувствовать членам уммы свою социальную значимость, ответственность и, что особенно важно, востребованность.

Таким образом, при наиболее крупных мечетях должны быть созданы отделы по работе с различными проблемными группами населения. Например, одна мечеть будет специализироваться на работе с многодетными детьми, другая помощи глухонемым, третья будет заниматься нарко- и алко- зависимыми, четвертая бездомными и т.д. За основу реализации такой модели можно взять модель казанской мечети «Сулейман», где был создан Центр реабилитации незрячих (а также издательство, летний лагерь, благотворительный фонд, мусульманские СМИ и т.д.).

Помимо помощи государству, вовлечение мусульманской молодежи в работу в созидательном русле, смещение активности с политической и идеологической сфер в сторону решения социальных проблем должно сыграть положительную роль в укреплении имиджа ислама в обществе.

Как уже было отмечено выше, ориентация на социально полезную работу должна происходить не только в официальных мусульманских структурах, но и в различных гражданских объединениях мусульман, то есть низовой самоорганизации. Активное развитие именно этого сегмента исламского сообщества является принципиальным в предложенном подходе.

Речь идет о гражданских инициативах по созданию различных фондов и общественных объединений, ставящих своей целью социально полезную работу. Примеров такой деятельности уже предостаточно. В Татарстане такую работу ведут исламский дом «Жемчужина веры» и национальный исламский благотворительный фонд «Ярдэм», на российском уровне интересен опыт работы московского фонда «Солидарность».

Поддержка и не противодействие гражданским инициативам в таком русле имеет стратегическое значение. Поскольку, как уже было отмечено выше, инициатива по социально значимой работе может стать каналом реализации энергии мусульман (особенно молодых) в созидательном русле. Не аффилированность же гражданских инициатив с официальными структурами в исламской среде может повысить их привлекательность. Их организационная независимость от различных исламских духовных управлений является важнейшим пунктом предлагаемого подхода. Со стороны государства заниматься с такими инициативами снизу должны скорее такие структуры как, например, Управление Президента Республики Татарстан по взаимодействию с религиозными объединениями.

Инициатива снизу на основе самостоятельного финансирования своих проектов, решения многочисленных организационных вопросов является платформой для созидательного самовыражения современной мусульманской молодежи. Такой подход может стимулировать и возрождение национальной благотворительности. Это может выражаться как в самостоятельном финансировании своих проектов молодыми мусульманскими предпринимателями, так и в поддержке их инициатив со стороны национально ориентированного бизнес-сообщества.

Если вспомнить историю, то именно татарские купцы и промышленники, как принято сейчас говорить, предприниматели, строили мечети, медресе, финансировали издания книг, поддерживали талантливых шакирдов и имамов, а также помогали социально обездоленным слоям татарского общества. Это естественное состояние уммы — когда сами мусульмане берут на себя полную ответственность. При такой ситуации проблема экстремизма и нетрадиционных течений также отпадет сама собой, так как сложно себе представить ситуацию, при которой успешные бизнесмены, которые ведут свое дело в этой стране и связывают с ней свое будущее, будут сознательно спонсировать экстремистов и залетных сектантов. Это просто не в их интересах.

Таким образом, предлагаемая модель социально ориентированности исламских институтов предполагает активное развитие и мобилизацию внутренних сил и низовых инициатив мусульманского сообщества. Только естественной системой самоорганизации и саморегуляции в сочетании с принципом «мягкой силы» со стороны государства исламское сообщество может действительно очиститься от деструктивных сектантских течений. Попытки искусственного внешнего давления и нагнетания атмосферы нетерпимости только обостряет ситуацию и делает разрешение конфликта практически невозможным.

Данис ГАРАЕВ