Западная цивилизация и мусульманская диаспора

Печатается с сокращениями

Некоторые аспекты современного мирового развития, связанные с миграцией населения государств исламского мира на Запад и его взаимоотношениями с новой средой обитания, могут получить новое освещение в контексте теории глобализации и цивилизационного подхода. В глобализующемся мире цивилизации, культуры, народы, государства оказывают возрастающее влияние друг на друга благодаря все более активному перемещению капиталов, людей и информации. Глобализация не является порождением нашего времени. Но ее характер и масштабы меняются. И если основой глобализации в последней четверти XX века было доминирование США, то в нашем веке ситуация изменилась.

Тем не менее основные миграционные потоки по-прежнему движутся на Запад. Заметим, что Россия, обладающая сухопутными границами огромной протяженности, сталкивается с особо серьезным вызовом в этой сфере. Россия, давно испытывающая потребность в притоке дешевой рабочей силы из постсоветских республик, как и все они, не сумела за все эти годы выработать четких законов, регулирующих эту миграцию.

Государства Западной Европы стали поощрять массовую иммиграцию лишь с середины 1950-х годов. Значительная часть миграционных потоков приходится на государства исламского мира. Это предопределило появление серьезных проблем в будущем, причем именно религиозный фактор, как считают многие европейцы, сыграл в этом ведущую роль. В Дании, где с приходом к власти правой Датской народной партии (ДНП) были приняты самые жесткие в Европе меры против иммиграции, министр интеграции еще в 2005 году заявлял: «Проблема состоит в том, что вы не можете интегрировать большое число мусульман в стране, культурная база которой является христианской». Действительно, европейские державы имели длительную историю противоборства с исламским миром, обостренного колониализмом. Дух отношения к Исламу как к потенциальной угрозе выразил в конце XIX века известный французский писатель Эрнест Ренан: «Ислам был либерален, когда был слабым, и агрессивен, когда был сильным». Именно этот исторический фон способствует распространению в Европе антиисламских настроений.

В настоящее время численность мусульманской общины в Европе составляет более 20 млн человек. Прирост населения среди мусульман значительно выше, чем немусульман, и, по разным прогнозам, уже в третьей четверти этого века среди населения Европы будут преобладать мусульмане. Конечно, никто не знает, какими они сами станут к тому времени, да и какую эволюцию претерпят отношения между Западом и исламским миром.

Европа выработала несколько основных моделей отношений с иммигрантскими общинами. Это французская модель ассимиляции, согласно которой иммигранты должны полностью воспринять культуру большинства, британская модель мультикультурализма, согласно которой иммигрантам предоставляется право сохранять свою культуру, лишь уважая закон, а также ныне уже ушедшая в прошлое германская модель гастарбайтерства, предполагавшая, что большинство иммигрантов в перспективе покинут страну. Но ни одна модель не помогла преодолеть симптомы опасного разлома, наметившегося в отношениях между большинством населения и мусульманскими общинами Запада и являющегося в значительной мере продолжением геополитического конфликта между Западом и исламским миром. Исламофобские настроения в последние годы приобрели в Европе широкое распространение. Конечно, этому способствовали атаки террористов и распространение политического Ислама. Здесь прослеживается явный образ врага, созданный не без помощи средств массовой информации.

В результате массовой миграции в Европу миллионы мусульман начинают жить в секулярных государствах, где преобладающей конфессией является христианство, а они оказываются в любом случае меньшинством. Проблему адаптации осложняет одно существенное обстоятельство. На наш взгляд, это то, что Ислам исторически утвердился как религия большинства, в нем не заложен инструмент приспособления мусульманской уммы к роли группы меньшинства. Отчасти поэтому европейские мусульмане формируют транснациональную и, как гротескно выразился французский исламовед Оливье Руа, «воображаемую умму».

Парадоксально, что новые мухаджиры (добровольно или вынужденно переселившиеся) зачастую приходят к выводу, что они могут свободнее исповедовать Ислам в немусульманской стране, в которую они перебрались жить, чем на своей родине, поскольку царящие там порядки и нравы не представляются чисто исламскими. Тарик Рамадан, один из наиболее популярных и либерально настроенных молодых лидеров исламской общины Европы, профессор Фрибургского университета в Швейцарии, этнический египтянин и внук знаменитого основателя движения «Братьев-мусульман» Хасана аль-Банны, даже считает, что на Западе мусульманин имеет больше возможностей жить в соответствии со своей религией, чем в большинстве, если не во всех, мусульманских странах. С этим утверждением перекликается высказывание мусульманского законоведа Камаля Хельбави, живущего в Великобритании: «Мы должны поддерживать положительные аспекты общества, хотя его контролирует или им правит немусульманское большинство... Многие политические аспекты жизни на Западе положительны, включая свободу выбора, уважение прав человека, независимую судебную систему, свободу выражения и другие, которые в основном имеют исламскую природу».

Однако в Европе и США верующим иммигрантам-мусульманам приходится привыкать жить в обществе не только секуляризованном, но и толерантно относящемся к атеистам (то же самое можно сказать и о российском обществе). Их там немало, и они не скрывают, а зачастую и открыто демонстрируют свое неверие, иногда даже бравируют им, что трудно представить в большинстве обществ мусульманского Востока. Не случайно президент Обама заявил в одном из своих выступлений, что Америка — страна христиан, мусульман, иудеев, индуистов и неверующих.

В Европе иммигранты-мусульмане встречают также секуляризм агрессивного толка, предполагающий навязывание им неприемлемых для них норм. Во Франции это вызвавший массовые активные протесты мусульман запрет на ношение головного платка — хиджаба в государственных учреждениях и школах, что не вызывает возражений, к примеру, в Великобритании. Впрочем, в Великобритании даже полицейским, если они сикхи, разрешается носить чалму. Зато там встречает неприятие мусульманская практика забивания скота, и была даже предпринята попытка законодательно запретить ее, вызвавшая столь же активные протесты мусульман, как и запрет на ношение хиджаба во Франции. Мусульманам даже ненавязчиво предлагают специфические прочтения их священных текстов. Подобные идеи подаются мусульманам под соусом «реформации», в которой, как их все чаще убеждают, нуждается их религия.

Неудивительно, что реакцией на поток этих безумных идей является распространение оградительных настроений и мобилизационный прилив у исламских фундаменталистов. Салафитская проповедь удачно использует поток словоблудия, за которым видится заговор неверных, а то и козни сатаны против правоверных мусульман. На таком фоне действительно конструктивные попытки модернизации изнутри, к которой призывают многие мусульманские деятели, вызывают настороженное отношение у одних и полное неприятие у других представителей мусульманской общины. Проклятия консервативных мусульманских деятелей посыпались на голову Тарика Рамадана, когда в ходе дебатов с Николя Саркози, в то время главой МВД Франции, он предложил ввести в современном Исламе мораторий на применение худуд — телесных наказаний, которым шариат предписывает подвергать мусульманина за определенные преступления. Иначе говоря, эти наказания следует не отменить, а всего лишь отказаться от их применения.

Наш российский коллега, профессор Тауфик Ибрагим также стремится доказать, что в источниках мусульманского вероучения вообще нет прямого указания на необходимость применения жестоких наказаний (см., в частности: Ибрагим Т. Вперед, к коранической толерантности. — Н. Новгород: Медина, 2007). Оба ученых полагают, что подобная адаптация укрепляет позиции Ислама, делая его ценности приемлемыми для мусульманина, живущего в западном (и российском) обществе. Как считает Руа, именно такой призыв Рамадана в большей степени соответствует принципам, принятым во Франции. Ведь общество и государство ведают земными, а не небесными делами, поэтому и приговаривать за такие преступления к телесным наказаниям и приводить приговор в исполнение не следует.

В мусульманской диаспоре на Западе есть некоторое число людей, которые вполне комфортно чувствуют себя в секулярном обществе. Однако даже те мусульмане Запада, которые не соблюдают всех обрядов Ислама, все равно воспринимают его как важнейший маркер их идентичности.

Трения между немусульманским большинством и мусульманским меньшинством в Европе [приводят к] попыткам властей тех или иных государств ограничить свободу вероисповедания. Так, в конце 2009 года [прошел] референдум швейцарцев о запрете строительства минаретов на мечетях (в Швейцарии немало мечетей около 1500, но только четыре из них имели минареты). Сам факт проведения референдума и его итоги были повсеместно восприняты в исламском мире как символ враждебного и дискриминационного отношения европейцев к мусульманам и вызвали бурную реакцию с их стороны. [При этом] референдум не нашел поддержки у большинства европейских политиков.

Не стоит удивляться тому, что острой реакция на швейцарский референдум была у российских мусульман. Впрочем, проявившиеся в ходе его проведения настроения, к сожалению, нашли понимание и у отдельных отечественных комментаторов. Так, известный журналист из весьма уважаемой и вроде бы либеральной газеты сделал странный вывод о том, что референдум был призывом к мусульманам «отказаться от политического Ислама, от веры в некое превосходство мусульман над другими». Порицая европейцев за их толерантность, он напомнил, что «в лице своих нынешних правителей европейская христианская цивилизация готова во имя некой эфемерной «справедливости» сдаться пришельцам». Досталось от автора не только — за «политкорректность, замешанную на глупости», — архиепископу Кентерберийскому Роуэну Уильямсу и верховному судье Великобритании лорду Филипсу, выступившим за частичное признание шариатского суда в этой стране, но и даже «шустрому президенту Саркози», который, «как обычно, перестроился раньше остальных лидеров Старого Света». А чего стоит высказывание этого журналиста о том, что «в Москве только официально обосновалось около 2 млн мусульман», как будто их подавляющее большинство не являются такими же коренными жителями России, как сам автор (а может быть, кто знает, и в большей мере, чем он). И вот уж совсем непристойное заключение автора, живущего в центре Москвы: «Не дай бог закричать на всю ивановскую здесь, на Ивановской горке, когда-нибудь какому-нибудь муэдзину» (Воскобойников Д. Когда муэдзины хранят молчание // Известия, 14.12.2009). Естественно, в среде немногочисленных подобным образом настроенных людей негативно восприняли объявленное в 2009 году мэром Москвы Ю. М. Лужковым разумное решение построить мечети в каждом округе российской столицы.

[Между тем] число мусульманских ученых, стремящихся с разных позиций так или иначе приспособить Ислам к условиям жизни уммы в условиях обществ немусульманского большинства и правления немусульман, весьма велико. Крупнейший мусульманский законовед Америки и основатель Североамериканского совета по фикху шейх Таха Джабир аль-Альвани считается создателем концепции «фикха меньшинств», получившей распространение с середины 1990-х годов. Правоведы, развивающие доктрину этого «нового фикха», с помощью фетв корректируют правовые нормы традиционного мусульманского законоведения, не противореча при этом основам шариата. К примеру, в фетве Европейского совета по фетвам и исследованиям мусульманам не только разрешается, но и рекомендуется поздравлять немусульман с их религиозными праздниками, [хотя и] запрещается участвовать в самих празднованиях.

Превращение мусульманской диаспоры на Западе во влиятельную общественно-политическую силу не может не оказывать влияния на систему государственно-политических институтов в западных государствах. В целом рост ее численности и влияния способствует появлению новых центров силы и нарастанию неопределенности в системе мировой политики.

Подтверждением тезиса о хаотичности является заметное бессилие международных институтов в управлении миром, что, в частности, проявляется в неспособности и/или нежелании государств создать универсальный режим регулирования миграции.

У европейцев вызывает обеспокоенность не только растущий поток иммигрантов из стран Азии и Африки, особенно нелегальных, но и рост преимущественно мусульманских общин за счет более высокой рождаемости.

Мусульмане полагают, что в западном, особенно европейском, обществе царят распущенность и вседозволенность, а женщины ведут себя аморально. Они крайне негативно смотрят на добрачные сексуальные контакты, не говоря уже о супружеской измене. Мусульмане убеждены в превосходстве своих моральных устоев, полагая, что для них характерно уважение к женщине и равноправие, но с учетом физиологических различий между полами. Подчеркивается, что исламское вероучение защищает женщину, а западное общество этого якобы не делает. Отметим, что за сексуальную распущенность и забвение семейных ценностей европейскую цивилизацию критикует и Русская православная церковь.

Европейцы, со своей стороны, убеждены в превосходстве своей концепции отношений между полами. Даже в Великобритании, которая имеет долголетнюю историю в целом бесконфликтного сосуществования различных общин и культур, 60% опрошенных коренных британцев считают, что мусульмане «неуважительно» относятся к женщине. Мусульман обвиняют в избиении жен, которое дозволяется шариатом. На самом деле по этому вопросу в кругах самих мусульман нет согласия. Американский профессор религии Абдул-Азиз Сачедина считает, что мусульмане «должны понимать шариат как систему ценностей, а не как систему законов». А российский ученый Тауфик Ибрагим, говоря об интерпретации средневековыми мусульманскими богословами 34-го аята 4-й суры Корана как дозволяющего мусульманам побивать непослушных жен, толкует глагол «дараба» в смысле их покидания, а не побивания (Ибрагим Т. Какой перевод Корана нам нужен? // Минарет, 2007, № 4, с. 13). Безусловно отжившим и не имеющим никакого отношения к исламскому вероучению является восходящий к доисламской родоплеменной этике обычай «убийств чести», когда отцы и братья девушек или женщин убивают за нарушение кодекса поведения. Обычно «убийства чести» совершают курды и пакистанцы, причем делают это открыто, не таясь, хотя знают об ожидающем их суровом наказании. Кстати, строго карают за такие преступления и в странах Залива, где гастарбайтеры часто считают своих дочерей и сестер, как и самих себя, обесчещенными даже в случае, если те слишком фривольно одеты.

Особый случай для отношений между мусульманской диаспорой и коренным большинством в Европе представляют собой полигамные браки. Большинство стран ЕС не признает распространения права на воссоединение за членами полигамных семей и вообще сам мусульманский институт полигамного брака. Но в Европе существует и другая точка зрения на мусульманскую полигамию, которую следует уважать как часть культуры мусульманского сообщества (хотя в ряде стран самого исламского мира многоженство законодательно запрещено). В Великобритании в феврале 2008 года Департамент труда и пенсий признал права «дополнительных супругов» и даже предоставил им некоторые бонусы. В реальности полигамные браки существуют даже в такой жестко секулярной стране, как Франция, — в основном среди выходцев из стран Западной Африки.

В последнее время европейские страны для регулирования иммиграции используют технологию выборочной иммиграции, к примеру, широко открывая двери лишь для врачей и программистов, в которых есть острая нужда, поскольку коренные жители почему-то не стремятся приобретать необходимую для этого квалификацию. В некоторых европейских городах иммигранты составляют весьма значительную часть этого персонала. Тем не менее по уровню жизни подавляющее большинство выходцев из стран исламского мира в государствах ЕС значительно уступают коренному населению. Так, каждый второй выходец из Марокко живет в Бельгии ниже черты бедности; менее 30% работают за постоянную зарплату, 20% — безработные, остальные занимаются мелким бизнесом. Как пишет российский журналист, «им часто отказывают в приеме на работу из-за арабского имени или просто по фейс-контролю. С такими данными не во всяком районе Брюсселя можно снять жилье. Молодежь третьего и четвертого поколений иммигрантов говорит об «узаконенном расизме». Но предпочитает демократию, ценит бельгийскую социальную систему и уважение прав человека по сравнению с исторической родиной, куда не хочет возвращаться». Зато в европейских тюрьмах мусульман непропорционально много: в Великобритании — 11% (в то время, как мусульмане составляют всего 3% населения), во Франции — шокирующая цифра! — 60–70% (всего мусульман около 10% населения), в Голландии эти цифры соответственно 20 и 5%.

Среди западных исследователей терроризма и экстремизма есть немало тех, кто возлагает ответственность за распространение экстремизма не на радикальные религиозные круги, а на власти Саудовской Аравии. Среди российских авторов на такой точке зрения стоит, в частности, один из экспертов, последовательно обвиняющий официальный Эр-Рияд в поддержке экстремизма. По мнению американского автора и журналиста Стива Колла, саудовский клан разрывается между умеренным Исламом и радикальным джихадизмом. Не следует забывать, что саудовские власти сами являются объектом атаки радикалов и ни в коем случае не заинтересованы в их поддержке.

Видимо, Европе предстоит совершить хорошо продуманные и решительные шаги, чтобы преодолеть опасный разлад между коренным большинством ее населения и мусульманским меньшинством и использовать в интересах общества и государства мощный созидательный потенциал Ислама. Приведет ли количественный и качественный рост мусульманской диаспоры на Западе, и прежде всего в Европе, к культурно-цивилизационной гибридизации, способной обеспечить гармоничное сосуществование и взаимообогащение общин и не допустить реализации зловещих прогнозов о столкновении цивилизаций?

Виталий НАУМКИН,

директор Института востоковедения

Российской академии наук, д.и.н., профессор

IslamRF