Исламский мир для современного западного человечества представляет проблему, которую оно не может ни понять, ни осмыслить, ни освоить. О том, почему так исторически сложилось, в своей лекции на «Газете.Ru» рассказывает исламовед, доцент кафедры современного Востока РГГУ, директор научных программ Фонда Марджани, кандидат исторических наук Игорь Алексеев.
Современный Ближний Восток, который зачастую с легкой руки Буша-младшего называется «расширенным Ближним Востоком», попадает в ореол традиционного распространения ислама. Именно этот регион приковывает внимание всего мира; именно там происходит ключевой и самый длительный (более 60 лет) конфликт эпохи – арабо-израильский, вокруг которого строится вся основная проблематика современных международных отношений.
Исламский мир выпадает из той парадигмы мирового развития, которая сформирована клубом «великих держав» – из парадигмы модерна, индустриализма, капитализма. В девятнадцатом веке этот регион не был до конца колонизован. Он был объектом противоречий колониальных держав, но полной колонизации региона не произошло в том виде, в каком произошла, например, колонизация Южной Америки и Африки южнее Сахары. После Второй мировой войны, когда сформировался двухполюсный мир, регион также не мог вписаться в расклад мировых сил по этим двум полюсам.
Исламский мир оказался между глобальными полюсами силы, его пытались превратить в арену геополитического противостояния, но он никогда не мог стать до конца американским или советским.
Ислам для современного западного человечества представляет проблему, которую оно не может ни понять, ни осмыслить, ни освоить. Это демонстрирует как разговор в научной аудитории, так и реакция случайного человека на любой вопрос, связанный с исламским миром и исламом вообще. В картину мира современного западного интеллектуала, эксперта, политика, этот мир не вполне вписывается. Вроде бы и люди схожи, и связи исторические были, и влияния, и взаимозависимость, но тем не менее встроить этот мир в онтологическую картину невозможно.
В нынешнюю политику однополярного мира он не ложится, даже в концепцию «третьего мира» он также не вписывается, образуя внутри «третьего мира» некий «четвертый мир». Детерминанта этого мира не географическая, не культурная, не региональная, не этническая, не лингвистическая. Мусульманский мир очень разный, общим маркером этого пространства оказывается «ислам» в расширенном смысле этого понятия. Зачастую, даже если признаков религиозного образа жизни нет, сам факт того, что есть ислам, присутствует, и примеров тому множество.
Так, на мусульманских окраинах СССР секретари местных райкомов партии хоронили своих близких по мусульманскому обряду, несмотря на несоблюдение основных религиозных догматов и высокую степень секуляризации, сохраняя тем фактор исламской идентификации.
В секуляристких, то есть светских, кругах Турции есть люди, которые сейчас ратуют за отмену хиджаба – при этом считают себя мусульманами. Если сравнить архитектуры, например, Средней Азии и испанской Андалузии, они очень разные, но в то же время обе исламские.
Это необъяснимо с точки зрения современного западного рационализма. Это неистребимый фактор сознания и позиционирования себя в этом мире, который влияет на всю жизнь тех, кто находится в поле действия этого фактора. Именно поэтому исламский мир взывает ощущения когнитивного диссонанса. На преодоление диссонанса, на объяснение ислама в понятных западному человеку категориях нацелено западное востоковедение. Это специфическая синтетическая наука, это научная макродисциплина, которая выделяется не по принципу метода или объективного предмета, а по принципу мнимого предмета. Сначала фактически изобретается категория «Восток».
«Восток» может существовать только при наличии «Запада»: ведь назвать что-либо Востоком может только тот, кто смотрит со стороны Запада.
Если наблюдатель находится, скажем, со стороны Севера, то для него это уже не Восток. Вот таким образом и получается некая конструируемая категория, под которую возводится реальность, которая затем изучается. Востоковедение появляется именно как изучение Ближнего Востока, лишь затем распространяется на Индию и Китай. Все проблемы этой науки связаны именно с тем наследием, которое оставило изучение Ближнего Востока.
Для Запада вопрос поиска объяснительной модели Востока всегда актуален, так как нет абсолютно удовлетворительной модели. Как только она будет найдена, восточно-западный дискурс будет подлежать отмене. Если Восток удастся объяснить не через «загадочность» Востока, а через другие вещи, это будет означать, что нет никакого Востока и Запада. Стихотворение Редьярда Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись» обычно цитируют все. Но мало кто помнит его продолжение:
OH, East is East and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God's great Judgement Seat;
But there is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth,
When two strong men stand face to face, tho' they come from the ends of the earth!
(О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает? Перевод Е. Полонской)
Конец, в общем, противоречит началу – к этому путем развития политической интуиции пришел Киплинг. По сути, он говорит о том, что значение имеют только субъекты действия, а не конструируемые объекты.
То, что сегодня происходит в арабском мире, еще раз подняло вопрос: что это вообще за мир?..
«Газета.Ru»