Арабская весная: милая, кровавая и многообещающая

В разных странах эти революции имели различные причины, разворачивались по-другому, даже их социальная природа оказалась разной. В любом случае арабские революции сильно изменили мир и продолжают изменять его. Когда и чем они окончатся, достоверно неизвестно, но можно с большой долей вероятности сказать: они принесут еще много неожиданностей…

Ливия: долой модернизацию, даешь родо-племенной строй!

Бунт в Ливии только внешне похож на революции в Тунисе и Египте, даже Сирии и Йемене. На первый взгляд, это вроде бы восстание масс против диктаторского режима, но при ближайшем рассмотрении революция в Ливии во многом выпадает из общего контекста “арабской весны”. Можно говорить о диктаторском режиме полковника Каддафи, полное имя которого Муаммар бен Мухаммед Абдул Салам Абу Миньяр бен Хамид аль-Каддафи, и вообще он — не полковник, а в момент смещения короля Ливии Идриса и прихода к власти во главе группы офицеров из “Движения свободных офицеров юнионистов-социалистов” в 1969 г. Каддафи имел воинское звание всего лишь капитана. Диктатура в Ливии при Каддафи, несомненно, была, но весьма своеобразная, можно сказать, экстравагантная и мало похожая на политический уклад в Египте, Сирии или Ираке. Тот факт, что Каддафи формально государственных постов не занимал, а числился “лидером революции” и/или “лидером нации”, тоже весьма примечателен, но и это не главное.

За 42 года своего существования режим Каддафи двигался по той же траектории, что и арабские соседи, но с довольно существенными особенностями. Каддафи захватил власть на волне панарабского националистического подъема, идеологически оформленного в качестве своеобразной “арабской версии” социалистических преобразований. О стремлении “строить социализм” заявляли не только пришедшие к власти в Ираке, Сирии и Египте, но даже в прозападном Тунисе, в котором тогда была в ходу социал-демократическая риторика. Именно поэтому страны “национального арабского социалистического возрождения”, которые реально стремились избавиться от остатков колониальной зависимости и боролись против западного империализма, были поддержаны Советским Союзом. Правда, впоследствии оказалось, что эти режимы не имеют ничего общего с декларируемым социализмом, но это выяснилось позже.

Каддафи занял крайнюю левую позицию в “арабском левом марше”. В Ливийской Арабской Республике, которая в 1977 г. была переименована в Социалистическую Народную Ливийскую Арабскую Джамахирию, а в 1986 г. — в Великую Социалистическую Народную Ливийскую Арабскую Джамахирию, поначалу частное предпринимательство было запрещено. Вместе с тем Каддафи инициировал реформы, приведшие к реальной демократизации принятия решений на низовом уровне, — в этом была суть “народной джамахирии”. Такая демократизация не мешала подавлению оппозиции, часто весьма жестокому. Резкий рост цен на нефть в 1973—1974 годах привел к тому, что ливийский режим получил значительные средства, направленные в сферу социальной политики, что на долгое время сделало Каддафи кумиром в своей стране.

С распадом советской системы после 1991 года Каддафи, уловив общую тенденцию, со свойственным ему радикализмом и экстравагантностью переметнулся с крайне левого фланга на правый, и в Ливии началась некая “джамахирийская перестройка”. “Зеленая книга” Каддафи, выполнявшая роль конституции и провозглашающая “уникальность” идейных и социальных основ ливийского режима в условиях, мягко говоря, не слишком грамотного местного контингента, позволила “теоретически обосновать” подобный разворот на 180 градусов. Ливийская власть пошла путем приватизации и либеральных экономических реформ. Нефтегазовые месторождения, экономические проекты и производственные мощности были разделены в 1990-е гг. между западными компаниями. Огромные доходы, поступавшие от экспорта топлива, перераспределялись в соответствии с приоритетами новой экономической политики — все меньше средств вкладывалось внутри страны, зато стремительно рос экспорт капитала. Ливийские компании вкладывали деньги в Европе, скупали акции, финансировали масштабные и дорогие проекты. Прибыль от этой деятельности оседала на счетах в западных банках, не доходя до страны.

Несмотря на это, огромные средства тратились на социальные выплаты, помощь малообеспеченным, бесплатную медицину и образование, жилищные программы и пр. Все это в богатейшей нефтью стране, которая при населении всего 5,5 млн. человек — как Киевская область! — занимает огромную площадь более 1,7 млн. кв. км — три Украины! Средний уровень жизни в Ливии накануне бунта был таким, какому многие европейцы могли бы позавидовать. При столь щедрых социальных благах поначалу вообще было трудно понять, отчего вдруг в Ливии разгорелась революция, и первое объяснение было суть следующее: с жиру бесятся! Кстати, такое объяснение обоснованно: по свидетельству очевидцев, долгое время живших и работавших в Ливии, местное население настолько обленилось, что, несмотря на формальную безработицу, когда многие не имели работы по специальности и неплохо жили на пособие, грязную, тяжелую и непрестижную работу местные выполнять не хотели, нанимая для ее выполнения трудовых мигрантов из Египта, Алжира, Туниса и Черной Африки. Впрочем, высококвалифицированные специалисты-иностранцы там тоже ценились, например украинские врачи и инженеры, ибо большинство местных дипломированных спецов мало на что годно, даже те из них, кто учился в западных вузах, что тоже щедро финансировалось Ливийским государством.

По свидетельству антикаддафиевской оппозиции, заигрывание Каддафи с Западом и “слив” туда капиталов привели к обострению социально-экономических противоречий в обществе, ухудшив социальное положение большинства населения. В то время как за границей на счетах ливийских компаний накопилось более 160 миллиардов долларов, в стране не хватало жилья для молодежи, которая не могла приобрести квартиры на “перегретом” рынке недвижимости. В столице не смогли наладить работу общественного транспорта: мало того что не нашлось денег на строительство обещанного метро, так не смогли даже организовать движение автобусов. Безработица охватила 30% взрослого населения, в основном молодежи. Как и в соседних Тунисе и Египте, образованные люди не находили себе применения, хотя ежегодно рынок труда пополнялся тысячами университетских выпускников, большинство из которых оказались предоставленными самим себе, не имея никаких перспектив.

И все же нефтяные доходы изменили и модернизировали Ливию, которая из сообщества разрозненных отсталых племен превращалось в современное, урбанизированное общество, интегрированное на национальной основе: единая система образования, перемещение кадров между востоком и западом способствовали преодолению исторического разрыва между основными частями — Триполитанией и Киренаикой, формированию общей ливийской идентичности.

Известный российский автор Борис Кагарлицкий полагает, что именно эти достижения подготовили неминуемый конфликт между модернизирующимся обществом и авторитарной властью, которая в результате собственных успехов все более становилась анахронизмом. На вызовы перемен правящая группа отреагировала не демократизацией, чреватой потерей контроля над ситуацией, а наоборот, закручиванием гаек. Причем консолидация власти в руках самого Каддафи сопровождалась непрерывным сужением социальной базы режима, который все больше опирался на лояльные племена и кланы, получавшие преимущество при распределении должностей, ресурсов и доходов. Нарастало противоречие между модернизирующимся обществом и все более архаизирующейся властью.

Но представляется, что Кагарлицкий слишком преувеличивает достижения режима Каддафи в области модернизации, урбанизации и интеграции различных племен в единую страну. За 20—30—40 лет коренным образом стереть такие различия нельзя, ибо они в течение столетий слишком укоренились в массовой психике, а социальные катаклизмы очень быстро их активизируют.

В отличие от Кагарлицкого, некоторые западные СМИ обращают внимание на тот факт, что главным вопросом революции в Ливии было не столкновение диктатора с демократической оппозицией, как поначалу это пытался рисовать западный же официоз, а межклановая гражданская война. Образно говоря, разрозненные протестные выступления против Каддафи вряд ли объединились бы и набрали силу, достаточную для свержения режима, если бы дядька из Бенгази не позвал племянника из Триполи поддержать кузена из Мисураты в борьбе против враждебного племенного клана. Такую постановку вопроса подтверждает состав Национального переходного совета, пришедшего к власти в результате гражданской войны 2011 года, — в него входит 31 представитель крупнейших ливийских городов.

Но, скорее всего, роль сыграли все указанные факторы — и социально-экономические, и кланово-племенные. Как бы там ни было, бунт вспыхнул, но, по сравнению с Египтом и Тунисом, в Ливии события приняли неожиданный оборот. С одной стороны, власть и ее военно-репрессивный аппарат с первых же дней революции раскололись на сторонников и противников перемен. С другой — полковник Каддафи, правивший страной 42 года, не только не проявлял ни малейшего желания идти на уступки, но и сумел консолидировать вокруг себя достаточное количество сторонников, чтобы противостоять поднимающейся волне. То, что началось в Бенгази и Триполи 17 февраля как мирная революция по тунисскому сценарию, быстро превратилось в гражданскую войну, затянувшуюся на несколько месяцев и стоившую стране тысяч жизней. Запад вмешался, когда понял, что “джамахирист” Каддафи готов задавить повстанцев танками и залить огнем из вертолетов. По оценкам западных и российских военных экспертов, военное вмешательство Запада было слабым и крайне плохо организованным, но в итоге оно переломило ход событий по причине плохой организации войск Каддафи и общего военно-технического превосходства Запада. В любом случае, если бы не военно-техническая помощь Запада, Каддафи при помощи верных ему войск скорее всего подавил бы повстанцев.

В перипетии военных действий и подробности уничтожения самого Каддафи вдаваться не будем. Единственное, на что хотелось бы в очередной раз обратить внимание, это обезображенный труп Каддафи, служащий ярчайшим примером того, что угрожает тем, кто никак не может унять жажду денег и власти.

Намного интереснее то, что произошло и продолжает происходить после свержения режима Каддафи. Пока был общий враг, повстанцы объединились, но теперь началась война всех со всеми. Разные кланово-племенные группировки выясняют между собой отношения, делят сферы влияния привычным способом — при помощи пулеметов и ракетных установок. Хорошо что авиация западной коалиции уничтожила почти всю авиацию, бронетанковую и тяжелую военную технику армии Каддафи, иначе разборки велись бы при помощи значительно более смертельного оружия, а это привело бы к еще большим жертвам. По сути, в стране разворачивается гражданская война. Ежедневно в разных концах Ливии происходят стычки между различными клановыми группировками, сторонниками и противниками свергнутого режима Каддафи, Переходного национального совета (ПНС), восточными и западными племенами, берберами и арабами. Недавно против ПНС восстал 85-тысячный город Бени-Валид, который наряду с родным городом Каддафи Сиртом дольше всего сопротивлялся войскам ПНС в октябре 2011 г., и с тех пор население города не считает ПНС властью. Около 150 сторонников режима Каддафи (таких в Ливии еще очень много) в течение 4 часов боя вытеснили верные ПНС войска. На правительственных зданиях каддафисты водрузили зеленые флаги Джамахирии. Представителей центральной власти из города изгнали, а 200 старейшин, собравшихся в мечети, решили вообще упразднить назначенную ПНС администрацию и создать независимый от центра муниципальный совет, а если глава ПНС Мустафа Джалиль попытается кого-то над ними поставить, то местные авторитеты грозят всячески этому препятствовать.

В Бенгази, откуда началась революция, уже долгое время проходят демонстрации протеста против непрозрачности работы новой власти и затягивания реформ. 21 января сотни митингующих взяли штурмом штаб-квартиру ПНС, забросав здание гранатами. Среди них были бывшие бойцы войск ПНС, недовольные тем, что власти не выполнили свое обещание — не выплатили денежных компенсаций за ранения, полученные в боях.

ПНС оказался не в состоянии подчинить себе десятки вооруженных формирований, входивших в войска “антикаддафистов”. Эти вооруженные формирования отказались вливаться в состав официальной армии, что чревато раздроблением страны на враждующие кланово-племенные анклавы.

Председатель ПНС Мустафа Мухаммад Абд-аль-Джалиль признает, что авторитет временного правительства катастрофически падает и грозит окончательно ввергнуть страну в хаос. Дошло до того, что Переходный национальный совет, т.е. правительство, собирается в засекреченном месте, опасаясь гнева разъяренных народных масс! Вопрос проведения свободных выборов, обещанных после свержения режима Каддафи, откладывается на неопределенное время.

Да и не до выборов сейчас. Демагогические восторги по поводу “победы демократии” в Ливии, прежде всего на Западе, сменились нарастающей тревогой, переходящей в боязнь. Следует обратить внимание, что Ливия находится в непосредственной близости от Европы, прежде всего от Франции и Италии, являвшихся инициаторами военного вмешательства в гражданскую войну на стороне “антикаддафистов”. К тому же в Европе нынче обостряется кризис, и ей все труднее отвлекать значительные силы и средства для борьбы с внешними угрозами, а тем более — для решения внутренних проблем в Ливии. Вместе с тем руководство западных стран все более убеждается, что ПНС не способен контролировать ситуацию в Ливии, защищать границы государства от контрабанды оружия и наркотиков, от исламского терроризма, от мигрантов из Арабской и Черной Африки, стремящихся пробраться в Европу.

Словом, и в Ливии ситуация зашла в тупик, причем крайне взрывоопасный, в том числе для Европы.

И все остальные

По сравнению с перечисленными странами в остальных арабских государствах события пока развиваются более или менее мирно, а кое-где действующие власти поспешили пообещать и даже начать некоторые реформы, чтобы не повторить печальную участь Каддафи, бен Али, Мубарака.

Исключением можно считать разве только островное государство Бахрейн, богатое нефтью и являющееся базой для американского флота, защищающего поставки нефти из Персидского залива. Активные протесты в Бахрейне были подавлены, причем активное участие в этом приняла соседняя Саудовская Аравия, которая ввела в Бахрейн войска. В мировых СМИ был организован вброс “дезы” о том, что протесты были инспирированы шиитским Ираном для дестабилизации ситуации в регионе залива, поскольку с протестами выступили именно шииты. Но вскоре власти Бахрейна признали, что злоупотребляли властью и силой, а никаких следов “иранского заговора” обнаружено не было. Бахрейн — нефтяная зажиточная страна, и указанные протесты власти гасили не только силой, но и подкупом народа — банальной раздачей долларов. Конфликт же имел социально-конфессиональные корни: большинство рядового населения страны исповедует шиитскую форму ислама, правящая верхушка состоит преимущественно из суннитов, и шиитское большинство требует политических прав.

Протесты имели место также в Омане, Иордании, Марокко и Саудовской Аравии, но в этих странах власти сумели сбить накал реформами — их проведением и/или имитацией. Даже в Алжире, в котором правит военная диктатура, пообещали провести выборы; предыдущие проходили в 1991 г., в первом туре тогда победили исламисты, затем была затяжная гражданская война, и с тех пор выборы не проводились вообще. Короли Иордании и Марокко поспешили начать сверху процесс демократизации, не дожидаясь, пока его навяжут снизу.

Но в богатых нефтяных арабских странах назревает еще один конфликт — социально-классовый, но с возможным национально-религиозным элементом. Дело в том, что граждане Эмиратов, Кувейта, Катара, Саудовской Аравии и т.д. либо не работают, живя за счет нефтяной ренты, либо занимают руководящие посты, а всю работу — от грязной и непрестижной до квалифицированной технической — выполняют, как правило, выходцы из других стран — Египта, Алжира, Арабской Африки, из Юго-Восточной Азии, Пакистана, Индии, Черной Африки и т.д. Даже получая неплохой доход, они не имеют практически никаких политических и социальных прав, что неуклонно обостряет противоречия в обществе и грозит социальным взрывом.

Подводя итоги первого года “арабской весны”, следует отметить, что это, похоже, только начало, и эта “весна” имеет все шансы тянуться еще много лет. Единственное, что можно уже сказать уверенно: радостная демагогия об “арабской демократии” не могла оправдаться и не оправдалась, налицо бунт вполне бессмысленный, а местами уже и беспощадный, и конца-края ему не видно.

Александр Карпец, «Глобалист»