Татарская эмиграция в Японии. Главы из книги

Бегство

Революции 1917 года, гражданская война, развязанная большевиками в 1918-1919 годах, привели в движение огромное количество людей, которые с оружием в руках, с небывалым ожесточением боролись друг с другом за свои представления о будущем империи. В борьбе за власть жестокость, насилие и террор доходили в России, где традиционно человеческая жизнь ни во что не ставилась, до своих крайних пределов.

Потерпевшая поражение на Урале армия адмирала Колчака отступала на восток, в бескрайние просторы Сибири, увлекая при этом и гражданское население. Как мне стало известно, отец господина Тамимдара Мухита-хаджи Нажметдин, бежал из деревни Салагаш Казанской губернии летом 1919 года. Вместе со своими близкими он проселочными дорогами пробирался на северо-восток к городу Перми, где в те годы находилась ставка адмирала Колчака. Откуда, несмотря на опасности пути, им удалось добраться до города Иркутска в Сибири. Там попутчик хаджи Нажметдина - Гимадетдин бабай, после смерти своего старшего сына решил вернуться обратно в Салагаш, а хаджи Нажметдин продолжил свой путь на восток, который летом 1921 года закончился в Маньчжу-Го, в городе Харбине.

Из письма господина Тамимдара Мухита (Токио, 27.11.2000): "...из Салагаша уехали: отец, мать, старший брат Минлишаих, старшие сестры Роза и Зулейха, я. С нами были дед со стороны мамы - хаджи Гимадетдин бабай с семьей и старший брат мамы, его жена (имен не помню), две дочери - Гюльбистан, и Гюльчехвар (Гюльбистан Ямалиева и ее сестра Гюльчехвар живут в Агрызе, сын Гюльбистан, если помнишь, доктор Раиф Ямалиев работает в министерстве здравоохранения Татарстана). В городе Иркутске, после смерти старшего брата мамы, Гимадетдин бабай со всей семьей уехал обратно в Салагаш. Мы же, продолжив путь, в 1921 году приехали в Харбин.

" Муж госпожи Саймы Касим - господин Мулламухаммат Касим был представителем семьи крупных торговцев и землевладельцев в Пермской губернии на Урале. Он в 1918 году имел все основания для беспокойства о своей личной безопасности. Возвращаясь из торговой поездки в Китай и находясь в дороге, он получил телеграмму, в которой сообщалось, что пути перекрыты и ему не советуют возвращаться в Пермь. Потеряв весь приобретенный в Китае шелк, не имея средств к существованию (все деньги были вложены в потерянный товар) и лишенный возможности вернуться, господин М. Касим остается в городе Чита, где, устроившись работать и накопив денег, он вместе со многими беженцами, примкнувшими к армии Колчака, в конце концов оказывается в городе Харбине.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул. Декабрь 2000 г.): "...Отец был богатым торговцем... Возвращаясь из Китая, где приобрел партию шелка, он получил телеграмму из Перми, где сообщалось, что пути перекрыты и ему не советуют возвращаться. Это произошло в городе Чита... " В 1921 году в Маньчжу-Го скопилось большое количество беженцев из России.

Кроме названных, в Харбине оказались также - Абдулхай Курбангали, Агафур, Апанай, Минай, Мифтахитдин, Алтынбай, Халиулла, Агиш, Мороз, Вахаб, Калимулла, Утуш, Апакай, Кильки, Сафа, Г.Адутов, Габдрашит. У каждого из них своя трагическая судьба.
* * *
Для оставшихся же в России окончание гражданской войны означало жизнь в условиях военного коммунизма, активно проводимого новыми властями уже Советской России и сопровождавшегося страшным голодом.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, декабрь 2000 г.): "...мой дед Фаткулла, когда коммунисты пришли к власти, был арестован и сослан властями в Сибирь... Мой отец в это время, оказывается, был в Японии... У деда был большой... дом, окруженный садом... Там жили... и мы... Когда пришли войска коммунистов, нас, угрожая оружием, ограбив, выгнали на улицу. Из дома сделали клуб... Мама (взяв нас) пешком ушла в деревню... Во время голода 1921 года жили там... Многие, убивая друг друга, стали людоедами... Наши родственники своими стараниями добывали еду. Едой очень помогала Америка. В деревне мы пробыли до 1924 года."

Из письма госпожи Нафисы Минай (Сан-Франциско, 3.04.1992): "... семья моего отца имела ранчо в 150 милях от Оренбурга в Башкирии. Коммунисты забрали дом, и думаю, использовали как штаб КраснойАрмии".

Маньчжу-Го

Многие соотечественники стали эмигрантами не по своей воле. Известно, что в начале XX века царская администрация с целью поощрения освоения окраинных земель Российской Империи предоставляла серьезные льготы переселенцам. В 1897-1900 годах многие семьи татар и башкир переселились на Дальний Восток, где принимали участие при строительстве Китайской восточной железной дороги (КВЖД) в Маньчжу-Го. Часть из них после окончания строительства осталась там же для ее обслуживания и проживала на станциях, расположенных через каждые 50 км. Хотя точное число их неизвестно, можно предположить, что их было немало.

Когда в 1919 году перестали ходить поезда по северной ветке КВЖД (от станции Маньчжурия в Забайкалье до города Харбина), жители станции и обслуживающий персонал начали перемещаться в центральные и южные районы Маньчжу-Го: в города Харбин, Чань-Чунь, Мудадзянь и другие. Военная администрация Квантунской армии и власти Маньчжу-Го не чинили препятствий жизни эмигрантов из России, среди которых большой по численности была колония татар и башкир из Поволжья и Урала. Самоорганизовавшись на принципах общественного самоуправления, они были объединены рядом общественных организаций, действовавших на конфессиональной, этнической и профессиональной основах. Их функционирование создавало возможности для поддержания традиционного образа жизни и способствовало сохранению языка, культуры, национального самосознания.

Наиболее устойчивой из них, как показало время, являлась махалля "Исламия". Ее отделения действовали в Маньчжу-Го, Китае, Корее и Японии. Организатором и идеологом ее был Абдельхай Курбангали. Вновь прибывшие на Дальний Восток эмигранты с помощью своих земляков, уже проживающих в этих краях, находят свое место в чужой стране. (Среди них были, кроме татар и башкир, также и азербайджанцы, узбеки. Но преобладание казанских татар привело к использованию татарского языка в качестве языка межнационального общения в среде беженцев-мусульман.)

Мы знаем, например, что Мулламухаммат Касим какое-то время работал сторожем на одной из химических фабрик Харбина, а Нажметдин Мухит имел небольшую лавку, где его семья (в том числе его дочь Рауза Мифтахетдин) торговала хозяйственными мелочами.
* * *
Похищение людей с целью выкупа в Маньчжу-Го не было чем-то необычным. Многие, преступные группы, в том числе хунхузы традиционно занимались выкрадыванием состоятельных горожан, но в 1920-х годах этот "промысел" приобрел другой оттенок: стали исчезать лидеры российской эмиграции в Харбине и других городах Маньчжу-Го.

Рассказывая о событиях тех лет, собеседники в один голос утверждали, что физическое уничтожение лидеров эмиграции совершалось последовательно, целеустремленно и с большим профессионализмом. Господин Тахир Бичури, очевидец событий тех лет, рассказывал мне о том, как после одного из таких исчезновений активиста татарская общественность обратилась за содействием в его поисках к властям Маньчжу-Го. Расследование тайной полиции выяснило, что исчезнувший был похищен хунхузами, один из которых после его ареста властями и последующего допроса показал, что похищенный был тайно привезен ими в здание консульства Советской России в городе Харбине.

Созданная под давлением общественности комиссия, обыскав здание консульства от чердака до подвала, никого не нашла. Господин Т. Бичури, член этой комиссии, рассказывал, что его тогда удивило наличие в подвалах здания большого количества соляной кислоты в стеклянных бутылях: их наличие было объяснено контрактом, заключенным торговым представительством, которое находилось в этом же здании. Был показан и сам контракт, который был подтвержден владельцем химической фабрики. Лишь через несколько лет выяснилось, что захваченных людей после убийства растворяли в кислоте и сливали в городскую канализацию.

Отголоски событий тех лет наблюдаются и в наши дни. Многие эмигранты, и не только, весьма болезненно воспринимали любой, даже самый простой вопрос. Ужас на лице очаровательной японки, когда ей сказали, что перед ней человек из СССР, помнится до сих пор.

Харбин

Думаю, город Харбин наших дней своими окраинами не сильно отличается от того, каким он был лет 60-70 назад. Хотя его центр, застроенный современными многоэтажными домами, сверкающими зданиями банков и супермаркетами, - великолепен. Но стоит отойти на шаг - как начинаются бесчисленные улицы, застроенные небольшими домами, которые - кажется, рассыплются, если нечаянно прислониться к ним. Так же, как и в прошлом, многочисленные рикши развозят людей и бранятся из-за клиентов, бесчисленные лавки - где можно разглядеть еду на любой вкус, и нерегулируемые перекрестки, где идет движение по всем четырем направлениям одновременно.

Такую картину я застал летом 1992 года, когда приехал сюда по вызову одной китайской экспортной компании. Помню, в городе Хабаровске у нас были большие трудности с приобретением билетов на самолет в Харбин. И получилось так, что мы случайно прилетели на два дня раньше срока, обговоренного с китайскими партнерами. Естественно, в аэропорту нас не встретили. Впрочем, нам это не помешало взять такси за 40 долларов и, самостоятельно добравшись до города, найти требуемое нам место (улица Феньдо-Олу 12). Место потому, что нужного дома попросту не было, стояли дома 10 и 14, а 12 - вместо него был котлован. Получалось, что мы с этой ямой переписывались целый год, писали сюда письма, отсюда к нам приходили ответы. Эта яма пригласила приехать сюда и даже хотела встретить...

С изумлением разглядывая огромный котлован, не зная, как поступить, я решил самостоятельно поселиться в гостинице. Откуда в этот же день уже вечером позвонил в город Токио, хаджи Тамимдару. Хорошо помню его совет: если встать спиной к железнодорожному вокзалу КВЖД (это огромное красного кирпича здание сохранилось) и посмотреть направо - то видны три улицы, радиально отходящие от вокзала. Средняя из них - бывшая улица Артиллерийская. Где недалеко от вокзала (минут 5 ходьбы) находился когда-то татарский клуб. Также была найдена татарская мечеть, выстроенная в 1935 году. (Фотографии мечети приводятся в этой книге).

Несколько позже, находясь уже в салоне улетавшего самолета, я понял, в Китае, в отличие от России, не разрешают свободно расхаживать непонятно с какими делами непонятно откуда взявшимся иностранцам. На четвертый день, сопровождавший нас переводчик, ласково улыбаясь, объявил, что по нас соскучились в России, где с нетерпением ждут жены и дети. Поэтому нам необходимо уехать. Прямо сейчас. Немедленно. На мои слабые заверения, что жена только радуется тому, что я нахожусь в Китае, и, вообще, мне хочется еще в Пекине побывать... Улыбка сопровождающего китайца стала еще шире и ласковей, а голос - мягче: "Что вы, что вы, товарищ Лу Синь, мы и билет вам перерегистрировали, и машина уже у гостиницы".

* * *
До середины 1930-х годов эмигранты жили упорной надеждой возвращения в Россию, но постепенно она отступала и окончательно ушла после принятия Советской Россией сталинской конституции 1936 года. К этому времени стало ясно, что в Маньчжу-Го оставаться опасно. Под давлением обстоятельств у эмигрантов начинает укрепляться мысль о необходимости отъезда из Маньчжу-Го.

Часть эмигрантов, поддавшись агитации, принимает решение вернуться в Россию. Известен такой факт: несколько татарских семей решают репатриироваться в город Хабаровск. Предварительно договорившись с оставшимися в городе Харбине, что по приезду в Россию они пришлют им письмо с фотографией, на которой, если все будет хорошо, они будут стоять, а если плохо - сидеть. На присланной фотографии они были сняты лежа. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Многих эмигрантов этот факт заставил задуматься о целесообразности возвращения в Россию. Другая часть эмигрантов решает остаться в Китае, где многие из них после прихода к власти коммунистов долгие годы провели в тюрьмах. Мы, например, знаем, что господин Сагит Садри провел в различных тюрьмах Китая восемь лет, его родной брат был в заключении двадцать лет.

Оставшиеся в живых впоследствии эмигрировали в Австралию и Турцию. Третья часть эмигрантов выезжает в Корею, бывшую в те годы под контролем японской военной администрации. В некоторых ее городах образуются
диаспоры наших соотечественников, понемногу перемещающихся в Японию.

Япония

Япония являлась однонациональной страной и в течение столетий была закрыта для иностранцев. Лишь в конце XIX века после бомбардировок ряда ее портов американскими дредноутами, страна открыла свои границы. Японцы, в основной своей массе никогда не видевшие иностранцев, удивлялись высоким по сравнению с ними татарам, их необычному внешнему виду, поведению. Всеобщее изумление вызывал вид одетого в халат коробейника-татарина на велосипеде, въезжавшего в японскую деревню и тотчас окружаемого толпой ее жителей.

В Японии количество мусульман из России в 1920-х годах составляло около 400-500 человек, а в 1930-е годы оно увеличивается до 5-6 тысяч . Мусульмане проживают в городах Токио, Иокогама, Осака, Киото, Кобэ, Нагоя, Кавасаки, В каждом из них действует отделение махалли "Исламия" ("Исламия Токио", "Исламия Кобэ" и т.д.). Было учреждено и Духовное управление мусульман Японии, ее первым председателем был Ибрагим хазрат Абдрашит. Среди его отделений наиболее крупным и активным являлось отделение "Исламия Токио", официальное учреждение которого состоялось в 1924 году. Имами его поочередно были:

Абдельхай Курбангали (в 1924-1938 гг.);
Абдулрашит Ибрагим Кади (в 1938-1944 гг.);
Мухамметамин Ислами (в 1944-1951,гг.);
Шарифулла Мифтахетдин (в 1951-1967 гг.);
Гайнан Сафа (в 1967-1984 гг.).

После отъезда Мухамметамина Ислами в Египет, старшим имамом стал Шарифулла Мифтахетдин, бывший в 1924-1951 годах заместителем имама Токийской мечети. С 1933 года по январь 1967 года обязанности муэдзина
исполнял Гайнан Сафа, ставший имамом после смерти Шарифуллы Мифтахетдина в 1967 году. Обязанности имама Гайнан Сафа исполнял до самой смерти в 1984 году. После него имамов-татар не было.

Получение обществом прав юридического лица, зарегистрированного властями Японии, давало возможность официального обращения в государственные учреждения, которые, как правило, удовлетворялись. Так, например, были отведены с соблюдением всех формальностей земельные участки под строительство мечети, медресе и под мусульманское кладбище в городах Токио, Кобэ, Нагоя. Токийская мечеть, выстроенная в 1938 году, простояла 48 лет. В 1985 году после одного из землетрясений рухнули ее стены, в 1986 году она была окончательно разобрана.

Из письма хаджи Тамимдара (Токио, 27.11.2000):
"...В июне 1986 года было принято решение о строительстве новой мечети, финансировать строительство которой дали слово ряд посольств исламских государств в Японии. Но из-за начавшегося экономического кризиса... не смогли его сдержать. Лишь поддержка президента Турции господина Сулеймана Демиреля во время его официального визита в Японию в июне 1996 года позволила начать строительство новой мечети в марте 1998 года и закончить его 30 июня 2000 года".
А еше раньше, в 1927 году на этом участке было построено и двухэтажное здание медресе "Исламия".

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, 12.2000):
"...Уже после нашего приезда в Японию в декабре 1924 года в 1925 году родилась Салиса... Нашими соседями были пожилые японцы, они ее очень любили. Салиса... росла, общаясь с ними... Мама, посоветовавшись с
отцом, начала искать татар по городу. И нашли хаджи Агрыза, он оказался из Перми... Они встретились с большой радостью и начали искать татар для того, чтобы открыть школу. Постепенно нашли четыре семьи. Вначале ходили пять учеников... Учили Курбангали, мама (Сайма Касим)... потом присоединилась Рабига апа, до этого она преподавала в гимназии в Харбине... Постепенно... услышав о школе со всех сторон начали собираться татары и дети уже не вмещались в комнату... Усилиями общины (татар) было собрано много денег и построена школа. "

Из юбилейного альбома, посвященного открытию медресе "Исламия" в городе Токио:
"...в 1927 году во время празднования Курбан-байрама между участниками собрания махалли состоялся разговор о необходимости открытия национальной религиозной школы. По этому поводу было обращение имама Абдельхай хазрата Курбангали к властям Японии. В этот же год 2 октября с разрешения властей школа была открыта и начато обучение по программе начальной школы, по религиозной и национальной тематике. "

Мечеть в Нагоя (Япония)Активистами махалли "Исламия" были также построены мечети и медресе при них в городах Нагоя и Кобэ. Деревянная мeчеть в городе Нагоя сгорела во время бойны, земля - собственность махалли "Исламия Нагоя" - была продана.

После того как наши соотечественники в годы войны решением властей были переселены из города Нагоя в город Кобэ, средства, вырученные от продажи, были переданы махалле "Исламия Кобэ".
Мечеть города Кобэ, построенная в 1935 году, сохранилась до наших дней.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, 12.2000):
"...Даже после бомбежек мечеть осталась целой. Хотя вокруг ничего не осталось. Половина мечети была школой, она сгорела, а мечеть осталась..."

...После выполнения требований Императорского закона Японии об образовании в 1937 году 5 декабря Токийское медресе "Исламия" было включено в реестр государственных школ Японии и стало пользоваться всеми правами, предоставленными государственным школам". До наших дней сохранилось несколько учебников, которыми пользовались преподаватели этой школы, в частности, азбука татарского языка, написанная в Корее и изданная в типографии махалли "Исламия Токио". Махалля "Исламия" была взята под высокое покровительство многих видных государственных и общественных деятелей Японии. В связи с этим необходимо отметить особую роль в поддержке махалли "Исламия" старейшины японской нации господина Тоойяма.

Война

В условиях войны наши соотечественники вместе с японским народом также испытывали большие лишения. Хотя ни один из членов махалли "Исламия" не погиб во время войны, дома многих15 из них сгорели во время пожаров, возникших после многочисленных бомбардировок. Проживая в разных городах Японии и не имея возможности продвигаться по стране, они в течение длительного времени не представляли судьбу друг друга.

Уже в конце войны, летом 1945 года, начались массированные бомбардировки японских городов, совершаемые тысячами американских летающих крепостей. Налеты сопровождались большими разрушениями и пожарами, бесчисленными жертвами среди гражданского населения. Описывая одну из таких бомбардировок, госпожа Разия Лейнхардт рассказывала мне, как американские самолеты, их в этот день было особенно много, начали бомбить Токио. От грохота взрывов и обрушивающихся зданий люди не слышали собственных криков. Все вокруг горело. Охваченные страхом, жители Токио метались в поисках спасения, и, разглядев безопасное, тихое место между двух полос огня, взрывов и разрушений, обезумевшее, охваченное паникой население ринулось туда. Именно на этот район и был нанесен основной бомбовый удар. Разрушенные улицы были завалены телами тысяч погибших. Почти все, кто там находились, погибли. Среди немногих оставшихся в живых была и госпожа
Разия Лейнхардт, она, рассказывая об этом, не могла сдержать слез.

Токио тех лет представляло собой огромные руины, протянувшиеся на многие десятки километров. Среди немногих сохранившихся зданий - здание татарской мечети и медресе "Исламия". После окончания войны наши соотечественники постепенно возобновляют прерванные войной связи. И трудности войны явились как бы испытанием на прочность сплоченности наших соотечественников. Все, кто в результате бомбардировок и пожаров лишился крова и имущества, нашли приют у своих земляков, чьи дома сохранились.

Из письма госпожа Р. Лаиш (Стамбул, декабрь 2000 г.):
"... Салиса вышла замуж за Тамимдара в марте 1945 года. Во время войны письма не ходили, телефонов не было. На свадьбу не смогли приехать, я в это время жила в Кобэ (Ашраф сейчас смеется: кто, говорит, замуж выходит
во время войны), но родители (сказали) "если мы умрем, пусть около Салисы будет супруг" и позаботились о Салисе. Не было еды, света, были перерывы с водой. Были очень тяжелые времена... мы жили в городе Кобэ...
в апреле 1945 года родилась Ашраф, больница, в которой я лежала, во время бомбежки взлетела на воздух от американской бомбы. Но я с ребенком успела выбежать. Упала бомба (с напалмом). Как мы живы остались... из-за отсутствия еды все мы были как живые трупы... "

Часть соотечественников после ввода в Японию американской оккупационной армии в 1945-1950 годах переселяются в различные города США: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Матео, Бирмингейм, Нью-Йорк и другие. Многие татары, получив в 1953 году стараниями активистов махалли "Исламия" гражданство республики Турция, переезжают в ее различные города. Лишь небольшая часть когда-то большой колонии мусульман, эмигрантов из России, принимают решение остаться в Японии. В числе оставшихся были хаджи Тамимдар и г-жа Салиса Мухит, г-жа Камария Касим. В 1945 году г.Т.Мухит строит в Токио новый дом.

Из писем госпожи Саймы Касим (Токио. 19.04.73.): "...наших здесь (в Японии) очень мало осталось. Большинство умерли, оставшиеся уехали кто в Америку, кто в Турцию."
Община мусульман из России сохранилась в Японии и в наши дни, объединяя татар и башкир в тюркской ассоциации города Токио. Ее председателями поочередно с 1970 годов избираются Тамимдар Мухит и Анвар Апанай, а секретарями Габдулмеуля Халиулла и Расим Вахаб. Являясь первыми представителями народов, исповедующих ислам, с разрешения государства поселившихся на Японских островах, татары и башкиры вели миссионерскую деятельность.

В настоящее время в Японии насчитывается около 60 тысяч японцев, исповедующих ислам. Имя уже покойного председателя духовного управления мусульман Японии - профессора Абдулкарима Сайто, было известно во всем
исламском мире. Из 7 директоров Исламского центра Японии четверо - японцы. Подпись хаджи Тамимдара, вице-президента Исламского центра, имеет официальный характер и признается во всех префектурах Японии, являясь основанием для выдачи вида на жительство.

В 1977 году

С большим сожалением выслушиваю решительного руководителя группы, запрещающего мне остаться в Токио, в то время как группа отправляется в поездку по стране. В соответствии с программой нам предстоит посетить ряд городов острова Хонсю, среди которых город Хиросима - несомненно, самый (для нас) известный. В центре города среди огромного парка с бесчисленным множеством цветов - разрушенные ядерным взрывом остовы здания городского самоуправления.

Неподалеку - музей атомной бомбардировки, на одной из диорам которой с невероятной достоверностью изображена группа мужчин и женщин в первые минуты после ядерного взрыва: среди бесчисленных, до линии горизонта, руин они идут в никуда, с мольбой к кому-то устремляя лица с выжженными глазами. Где-то вдалеке слышен скорбный звон колокола...

После посещений городов Осака и Киото группа вновь возвращается в мегаполис Токио, где в первый же день меня вновь ожидает встреча с господином Т.Мухитом. Поздним вечером мы с ним подъезжаем к татарской мечети в районе Шибуйя-Ку города Токио. Уже в мечети преклонных лет слепой старик с длинной седой бородой, в ответ на слова хаджи Тамимдара, сказавшего, что перед ними стоит гость из Татарстана, спросил меня: "Как там Казань? Стоит ли еще?!". Услышав мое "да", долго и навзрыд плакал, обняв меня трясущимися от волнения руками. Это был Гайнан Сафа, долгие годы работавший здесь муэдзином, а затем имамом.

Нельзя забыть встречу с родным братом атамана Семенова, высоким, с офицерской выправкой седым стариком. Задавая вежливые вопросы, он рассматривал меня твердым взглядом широко расставленных голубых глаз. Уже перед отъездом группы в СССР господин Мухит обратился ко мне с просьбой оказать содействие в поисках его родственников в России, пояснив при этом, что они могут проживать в небольшом татарском ауле Салагаш, расположенным в нескольких километрах от пристани Пьяный Бор на правом берегу Камы, в Татарстане.

Салагаш

Возвратившись в Челны, летом 1977 года, я, как и обещал хаджи Тамимдару, направился в Агрызский район. Был прекрасный летний день, когда у подножия заросшего лесом холма показалась небольшая деревушка с речкой, протекавшей через нее. В ауле нас встретили пустые улицы, лишь иногда в окнах мелькали лица пожилых женщин и детей, с любопытством выглядывавших на звук проезжающей машины. После недолгих поисков, разглядев небольшую группу стариков, о чем-то мирно беседующих в тени забора, подъехал к ним. Они и проводили меня к местному аксакалу - Миннеахмату Беркутову. Высокий, худой, с глазами слегка навыкате, с длинными седыми усами, он выглядел оригинально. "Конечно, конечно, - сказал он. - Я очень хорошо знаю и помню хаджи Нажметдина, его супругу Шамсенису и их дочь Розу". Дед настолько разволновался, что ни о чем другом и не говорил. Именно он привел меня к семье Тукаевых, давних жителей деревни и, по словам аксакала, близких родственников господина Мухита.

У встретившей нас Халима апа Тукаевой поднятые брови над широко открытыми изумленными глазами так и не опустились, когда она и ее притихшие внуки молча слушали привезенную из Японии магнитофонную запись, на которой далекий голос говорил о себе: "Я хаджи Тамимдар, сын хаджи Нажметдина, посылаю привет из Токио моим родственникам в Татарстане..."

Происшедшие события так заинтересовали Миннеахмат бабая, что он несколько раз приезжал ко мне в Набережные Челны. Собирался написать письмо в Японию. И, по-моему, даже написал. Хорошо помня хаджи Нажметдина, он рассказал обстоятельства его ночного бегства незадолго до прихода в деревню отряда красных во второй половине августа 1919 года.

Остался в памяти последний разговор с ним: Миннеахмат бабай долгие годы искал, пытался найти золото, которое перед своим бегством якобы закопал в землю Нажметдин бай. Вскоре после этого разговора бабай, простыв, сильно заболел и умер, так и не найдя клада, который он искал в течение всей своей жизни.

Так начались поиски родственников эмигрантов, судьбой закинутых на Дальний Восток 58 лет назад. Оставив Тукаевым адрес господина Мухита, я сообщил об этой поездке в Японию. В свое время между ними началась переписка. К сожалению, ничего не удалось узнать о судьбе Минлишаиха, старшего брата господина Т.Мухита, который, выехав из деревни вместе с родителями, в 1925 году вернулся из города Харбина в Россию.

Из писем г. Тамимдара Мухит:
Токио, 22.11.79:
"...если у тебя будет возможность, у меня был старший брат Минлишаих, в 1925 годах он уехал обратно на родину, если о нем сможешь что-либо узнать, очень прошу, сообщи нам. "

Токио, 2.02.80:
"...Рафаил, прошу тебя найти через адресный стол и сообщить мне адрес Минлишаиха Мухитова или его детей..."

Токио, 17.10.87:
"... За ваши старания по поводу Минлишаих абыя - большое спасибо. По моей и Роза апы памяти: имя - Минлишаих, Нажметдинович Myхитов, родился, помнится, в деревне Салагаш в 1902 или 1903 годах, может в 1905. Выехав из деревни в 1919 году, 1925 году, мы слышали от Мирзанур абыя, что он вернулся обратно."

На многочисленные запросы в архивы близлежащих городов (Казань, Ижевск, Агрыз, Вятские Поляны, Можга) ответов или не было, или они были отрицательными. Человек исчез, не оставив после себя никаких следов. Лишь спустя несколько лет мы смогли выяснить подлинные обстоятельства последних дней жизни старшего сына хаджи Нажметдина. Следы которого, совершенно неожиданно, обнаружились в далекой Перми, где случайно, бывает, видимо, и такое, в одной очереди к врачу оказались две старушки-татарки. Разговорившись между собой, они вдруг выяснили, что каждая из них имеет отношение к Минлишаиху: одна знает его судьбу, а другая тех, кто его ищет.

* * *

Постепенно поиск родственников приобрел необратимый характер. Проявляя инициативу, многие люди представляли самую разную информацию, которая затем потоком шла в Японию.
Все это завершилось совершенно закономерно. В мае 1986 года из Токио пришло письмо, в котором нам сообщалось, что после участия в работе международной Исламской конференции в столице Азербайджана городе Баку президент Исламского центpa Японии, глава Духовного Управления мусульман Японии доктор Тамимдар Мухит собирается совершить поездку в город Набережные Челны.

В письме от 20 мая 1986 года он писал:
"... если будет воля Аллаха, в октябре в Баку у меня есть намерение принять участие в работе Исламской конференции. Может быть, после конференции смогу увидеться с вами. В это же время хочу встретиться с Мирзанур абыем и Ренатом... "

Его поездка в Татарстан в октябре 1986 года была его первым приездом на историческую родину впервые после лета 1919 года, когда его еще грудным младенцем родители увезли на Дальний Восток. Поездка была организована Духовным Управлением Мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС), а сопровождал ее председатель Талгат Таджутдин.

Уже из Японии, возвратившись в Токио, господин Т. Мухит написал в своем письме:
"Токио, 28 октября 1986 года.
...Не знаю, как вас отблагодарить за оказанное мне радушие. Ко мне присоединяются Салиса и наша мама Сайма и все родственники... О моем возвращении домой уже все знали. За два часа до прилета родственники ждали меня. С первым шагом все начали расспрашивать о вас. После моих объяснений о вашей жизни все были обрадованы. Самолет прилетел в международный аэропорт Йоги утром в 9.30. Дома я был в 12 часов. И с 12 часов дня до 2 часов утра я рассказывал родственникам о вашей жизни. Мой рассказ они слушали со слезами на глазах. И так каждый день с 6 часов вечера до 1-2 часов утра... Дни, которые я провел у вас, были проведены мной как во сне".

Автор: Р. Адутов