Рафик Мухаметшин: «Исламистского радикального подполья в Татарстане нет»

Казань накануне Универсиады, которая пройдет в 2013 году, ремонтируют целиком. Придают парадный вид, возводят стеклянные громадины – стадионы и дворцы спорта, строят мост через реку Казанку рядом с кремлем. Гулять по городу приятно и намного удобнее, чем перемещаться в автомобиле. Мы с Ленаром, выпускником факультета журналистики и бизнесменом, разговариваем о покушении на муфтия Татарстана Илдуса Файзова и убийстве его заместителя Валиуллы Якупова.

– Это не татарстанская история, – объясняет он, пока мы стоим в пробке. – Тот теракт был ужасным оскорблением для президента Минниханова, для правоохранительных органов, для всех мусульман республики. Да у нас в Казани людей, которые два синхронных взрыва способны организовать, от силы сто человек, и все в силовых структурах работали…

Мы едем в Российский Исламский университет – поговорить с его ректором Рафиком Мухаметшиным. Охрана долго не пропускает меня, листая паспорт и переписывая все данные, дважды звонит ректору и уточняет, что меня действительно ждут. «Извините, что так строго, – оправдывается охранник. – Вы же слышали, что у нас произошло? Только вчера милицейское оцепление сняли». В университете три факультета: теологический, исламских наук и центр подготовки хафизов Корана. Читаю таблички на кабинетах: «Кафедра арабского языка», «Кафедра исламского права», «Кафедра исламской экономики и управления» – все продублированы на арабском. На стенде приемной комиссии – стенгазета с выдержками из Корана. На соседнем висит памятка в картинках «Внешний вид мусульманской студентки» – как можно и как нельзя одеваться девушкам.

Ректор тоже уверен: никакого конфликта между мусульманами в республике нет. «Да, в Татарстане есть разные течения, но они нет организованного идеологического движения против традиционного ислама», – говорит он. Салафизм, или ваххабизм, популярен потому, что его проповедники попросту выглядят современно и этим привлекают молодежь.

– Насколько силен в Татарстане конфликт между мусульманскими течениями?

– Никакого заметного конфликта нет. В отличие от Северного Кавказа грань между различными течениями здесь особо не прослеживается. Да, в Татарстане есть разные течения, но они не существуют в виде каких-то организованных групп. Это отдельные личности, они высказывают свои взгляды, но умеренно. В Татарстане нет организованного идеологического движения против традиционного ислама.

– Вы имеете в виду ваххабитские организации?

– Да. В девяностые годы, когда началось исламское возрождение, сюда приезжали преподаватели, открывали медресе, которые функционировали за счет зарубежных мусульманских организаций. Мы все время говорим, что традиционный ислам в России имеет тысячелетнюю историю. Но в советское время мусульманское духовенство представляли необразованные бабаи, которые сидели в мечетях, да и сегодня сидят и для молодежи олицетворяют некую совокупность обычаев и обрядов. Влияние оттуда более привлекательно – это современные проповедники, образованные, которые хорошо знают арабский язык. И поэтому в обществе формируется иллюзия, что наши обычаи устарели, они далеки от ислама, а истинный ислам – вот он, на родине пророка Мухаммеда. Но это не доходит до формирования радикальных течений, просто акценты постепенно сместились в направлении нетрадиционных ценностей. Ситуация осложнилась еще тем, что произошло идеологическое слияние нескольких течений. Намаз они читают по ханафитскому мазхабу, а идеологически придерживаются салафитского течения. Полноценного кондового салафита, какие встречаются на Северном Кавказе, среди татар найти сложно. И когда спрашивают, мол, где ваши ваххабиты, я теряюсь, что ответить. Это феномен центральной России, а не только нашей республики.

– Есть ли опасность новых терактов на религиозной почве?

– Я не думаю, потому что реальной почвы нет. Все в недоумении после недавнего теракта. Когда мы говорим про радикализацию в обществе – это не только идеология, это и экономические проблемы, и нерешенные социальные вопросы. А мы знаем, что Татарстан – один из наиболее благополучных регионов, то есть социально-политической подоплеки для радикализации нет. Но и идеологических нет – Татарстан является наиболее толерантным регионом, где никогда не было межконфессионального противостояния. И я не думаю, что отдельно взятое событие станет толчком к радикализации.

– Какие версии по поводу причин теракта наиболее популярны в городе?

– Версии две: идеологическая и экономическая – и, видимо, отрабатываются обе. Насчет экономической подоплеки убийства Валиуллы Якупова говорить сложно – бизнес-проектами Духовного управления мусульман он не занимался. И, если это не ложный след, остаются только идеологические причины. Он действительно занимал радикальную позицию с точки зрения традиционных ценностей, неоднократно очень жестко высказывался на эту тему. Ему принадлежит заявление, что в России надо принимать закон, запрещающий ваххабизм. В 2010 году он заявил в СМИ о возникновении некоего ваххабитского холдинга – имея в виду слияние административных и религиозных структур. Он открыто говорил, что ваххабитов, к сожалению, поддерживают довольно высокие структуры, в том числе силовые. Он был руководителем издательства, которое выпускало очень много традиционной исламской литературы – другого такого издательства в России нет. У него оптом закупали книги все мечети центральной России. То же самое можно сказать и о муфтии – когда он был избран, у него были довольно смелые высказывания. Он принимал и кадровые решения, идеологическая подоплека которых была на поверхности, и это вызывало недовольство у официальных лиц, которые работали в разных духовных структурах.

– Кто-то из них мог быть заказчиком теракта?

– Это было бы слишком громко сказано, я пока не стану это комментировать. В любом случае это недовольство не было оформлено в виде радикального организованного подполья.

– Есть версия, что теракт организован кем-то извне.

– Из других стран – однозначно нет. Правда, «Кавказ-центр» в последнее время начал писать, что на Среднее Поволжье надо обращать внимание, создавать специальную структуру, которая бы им занималась. Но какого-то кавказского следа в Татарстане заметно не было. Преподавателей вузов и миссионеров из-за рубежа у нас уже почти нет. Остались только выходцы из арабских стран, которые получили российское гражданство и тут работают.

– Экономическая версия связана с мечетью Кул Шариф?

– Нет, это не обязательно Кул Шариф. Следствие прорабатывает версию, связанную с организацией хаджа. В СМИ прозвучало, что 150–200 миллионов рублей в год проходят через компанию, которая им занимается. Но что остается в доходе? Два миллиона долларов – это не тот бизнес, из-за которого нужно убивать.

– Отъезд имама Кул Шариф Юнусова в Великобританию мог быть связан с последними событиями?

– Я думаю, что он с ними никак не связан. Разве человек будет демонстративно куда-то уезжать в такой ситуации? Его поступок все и будут трактовать в связи с этим событием. Поездка, очевидно, была запланирована заранее.

Мы выходим из университета и идем в кофейню в центре Казани. Адель, владелец кофейни, человек светский – в мечети не ходит, но утверждает, что в Казани есть мечети «одни и другие»: в одни ходят сторонники традиционного ислама, в другие – те, кто симпатизирует салафитам. Но конфликтов на этой почве до сих пор не было, а светские жители этого раскола даже не замечают.

– Возможно, ваххабиты тут не при чем, тупо бабло, – рассуждает он. – В девяностые у нас был нереально бандитский город, а сейчас по центру можно спокойно пройти. У нас никогда не было расизма и этих, как его, скинхедов. У нас вообще стабильность, мы третья столица. А взрыв этот – как гром среди ясного неба.

Та самая мечеть Кул Шариф, конфликт вокруг которой считается одной из основных версий покушения на муфтия, находится на территории казанского кремля. Ее имам Юнусов считается главным идеологическим оппонентом пережившего покушение муфтия. Сейчас Юнусов в Великобритании – уехал позавчера, сразу после длинной беседы в здании главы правительства республики. Юнусов, который проходит свидетелем по громкому делу, покинул должность замдиректора музея «Казанский кремль» по связям с общественностью, но сохранил за собой пост имама мечети Кул Шариф.

По этому делу проходят массовые обыски и задержания – число задержанных, по разным данным, колеблется от 100 до 500 человек (последнюю цифру называют местные журналисты). Это в основном религиозные люди, числившиеся как ученики медресе и прихожане разных мечетей – многие из них оскорблены, так как исповедуют традиционный ислам, а проходят по делу чуть ли не как ваххабиты-подпольщики. В среду после трех дней в следственном изоляторе на свободу выпустили 25-летнего тяжелоатлета Артема Калашова, который должен представлять Россию на Универсиаде. У него дома якобы обнаружили экстремистскую литературу. Каждое утро подозреваемых десятками привозят в суды, и дежурный судья конвейером рассматривает их дела – большинство из зала суда отправляются домой.

Вера Кичанова, Slon.ru