Бельгийские парламентарии все-таки проголосовали за запрет на ношение паранджи. Он распространяется не только на государственные учреждения и институты, но и на все общественные места Бельгии, в том числе улицы ...
Бельгийские парламентарии все-таки проголосовали за запрет на ношение паранджи. Он распространяется не только на государственные учреждения и институты, но и на все общественные места Бельгии, в том числе улицы бельгийских городов. О том, почему свобода самовыражения распространяется на готов, но не на мусульман, и что последние по этому поводу думают, в интервью «Росбалту» рассказала вице-президент Мусульманского исполнительного органа Бельгии Изабель Прэль.
Закон, запрещающий мусульманкам закрывать свое лицо, был-таки принят бельгийским парламентом. Что вы думаете по этому поводу?
Бельгия сейчас находится в глубоком правительственном кризисе, и этот поступок, губительный для свободы бельгийских граждан, имеющий идеологические и политические подоплеки, нанес большой удар по основным правам бельгийцев, исповедующих ислам. И это несмотря на то, что эти права совершенно четко прописаны в Конституции и европейских конвенциях.
Почему тема паранджи является столь чувствительной для бельгийской общества, что ее запрет даже был оформлен в виде федерального закона?
Здесь очень важно понять бельгийский контекст. Принятие этого закона уходит своими корнями в противостояние между церковью и государством, которое было очень острым когда-то. Эти отношения тогда нуждались в перестройке и они были изменены. Так что принятие закона – это попытка снова подчеркнуть, что доминирующей идеей в этой стране является атеизм, который в политической сфере находится в состоянии войны с любыми религиями.
В процессе подготовки закона были ли какие-то консультации с мусульманской общиной, в частности, с Мусульманским исполнительным органом, который является главным посредником между общиной и бельгийским государством?
Насколько мне известно, никаких консультаций не было. Поскольку основные заинтересованные лица – мусульмане – совершенно не участвовали в обсуждении и подготовке закона, у меня большие сомнения в том, что бельгийские политики, которые постоянно связывают паранджу с проблемами национальной безопасности, как следует изучили эту тему, ознакомились с существующими исследованиями в этой области, встречались с женщинами, закрывающими свое лицо. Я не думаю, что их решение основывалось на фактах. Мусульманские представительные институты никак не были вовлечены в принятие этого решения, несмотря на то, что этот закон напрямую имеет отношение к одежде, имеющей исламское происхождение.
Какова была реакция в среде бельгийских мусульман на принятие этого закона?
Ношение паранджи не является обязательным в исламе, в связи с чем это явление крайне редкое и скорее маргинальное. В Бельгии насчитывается несколько десятков женщин-мусульманок, которые решили закрыть свое лицо от общества. Очевидно, что большинство этих женщин пошли на это добровольно, после долгих размышлений, для них паранджа стала способом выразить свою религиозную принадлежность. После того, как был принят этот закон, мусульманская община стала задаваться вопросом о том, почему государство не хочет признавать этих граждан, и становится понятно, что в отношении мусульман работают другие стандарты, нежели в отношении остальных бельгийцев. К нам другое отношение, для нас пишутся отдельные законы, потому что мы отличаемся от остального общества, потому что визуально мы выделяемся и не вписываемся в доминирующие нормативы.
Что теперь будет с женщинами, которые носят паранджу?
Я общалась с некоторыми из них. Некоторые приняли вынужденное решение уехать из Бельгии в более демократические страны, чьи законы позволяют свободно исповедовать веру в той форме, которая им ближе. Кто-то, вероятно, будет вынужден отказаться от своей идентичности, подстроить ее под запрет и снять паранджу. Кто-то будет носить ее, где можно. И какой-то небольшой процент женщин будут носить ее, несмотря на закон, и по-прежнему будут выделяться из общей массы. Я лично считаю, что этот закон ничего не решил и не сделал ничего хорошего для этой страны.
Как, по-вашему, будут развиваться отношения между мусульманами и не-мусульманами? В Европе постоянно говорят о необходимости диалога между этими двумя сообществами, однако на практике принимают законы, которые делают этот диалог если не невозможным, то очень сложным...
Вы совершенно правильно отметили, это в первую очередь проблема диалога, проблема коммуникации. Этот закон способствует стигматизации мусульман, особенно ввиду того, что проблема паранджи все время упоминается в контексте терроризма, хотя официальные исследования показывают, что между ними нет никакой связи. В результате мусульмане задаются вопросом о том, во что превращается общество, в котором они живут. И совершенно очевидно, что этот закон вызвал новый кризис идентичности в среде бельгийских мусульман, который может быть чреват тем, что мусульманская община будет продолжать замыкаться в себе, а внутри нее появятся радикальные тенденции отторжения бельгийского общества и его доминирующих идей.
Сторонники этого закона говорят о том, что сложно принять человека в качестве со-гражданина, если не можешь видеть его лицо, что вы на это скажете?
Я понимаю эту точку зрения, я знаю, что одежда, закрывающая лицо, может вызывать смешанные чувства. Но я считаю, что в современной Бельгии есть много других случаев, когда стиль одежды или мода может вызвать аналогичные чувства. Это могут быть розовые волосы, это может быть готический стиль одежды и макияжа, и т.д. Таких примеров в Бельгии очень много, и граждане это делают, потому что это их право, никто не может лишить их свободы одеваться так, как им хочется. В том, что касается идентификации граждан, то в этой же Бельгии есть солярии, клиники пластической хирургии, которые могут сделать человека неузнаваемым. В стране есть трансвеститы, которые меняют свой внешний вид так, что совершенно невозможно понять, как выглядит этот человек на самом деле. Но в этом ничего страшного, потому что далеко не каждый контекст предполагает обязательную идентификацию, когда надо, эти люди позволяют раскрыть свой истинный облик. В связи с чем непонятно, почему несколько десятков женщин не могут закрывать свое лицо, если им того хочется, в то время, как все остальные могут делать все, что заблагорассудится, в том числе, менять свой пол с помощью одежды и аксессуаров.
Это парадоксальная ситуация. Для того, чтобы выйти из нее, необходимо наладить диалог, который позволил бы не-мусульманам понять мотивации, толкающие отдельных мусульманок на ношение паранджи. Это позволит понять, что даже если у этих людей свой особый стиль одеваться, это совершенно не значит, что они отторгают общество, в котором живут. Для меня этот закон – это высшее проявление коммунитаризма, который отвергает наличие культурных и иных отличий среди своих граждан. Но, к сожалению, современная бельгийская реальность именно такова.
Что Мусульманский исполнительный орган планирует делать дальше?
Мы будем в первую очередь работать над проблемами коммуникации между двумя сообществами, будем стараться открыть все двери для диалога. Мы должны узнать друг друга и избавиться от ложных стереотипов. Это будет очень долгая работа, но она нужна не только государственным институтам или политическим элитам, но и всем членам гражданского общества Бельгии. Если Бельгия смогла решить проблему билингвизма и в стране созданы все необходимые структуры для общения между франко-говорящими и фламандцами, то сможет решить и проблему сосуществования различных культурно-религиозных сообществ.
Кроме того, я считаю, что государство не должно вмешиваться в повседневную жизнь мусульман и представителей других конфессий, так что в конечном итоге эта дискуссия затрагивает не только ислам, но и другие религии. Мусульманский исполнительный орган должен будет больше работать с политическими органами, напоминая им о демократических основах страны, где мы все живем, выступая таким образом против дискриминации по религиозному признаку. Необходимо будет также использовать все имеющиеся в наличии юридические средства для того, чтобы вернуть людям их права, прописанные в Конституции и международных конвенциях.
Юлия НЕСТЕРОВА, ИА "Росбалт".